Хриплый вопль пронёсся над скалами. – Как там твоя баба?
– Да, ничё, резвая! – Ответил другой и заржал гулким неприятным смехом.
– А моя старая, и какая-то квёлая! Может, поменяемся?
– Нельзя! Нельзя! Вы что это удумали? – Запротестовал взволнованный женский голос.
– Давай! – С воодушевлением согласился Холден. – Уж я-то её мигом расшевелю!
Раздавшийся следом пронзительный визг моментально растворился в вызванном им же эхе. Овцы забеспокоились в своём загоне, их блеяние вплелось в общую какофонию, создав совершенно непереносимую мешанину звуков.
– Бедная Латоя, – вздохнула Молли, – невезучая она… И охрана, как на зло, где-то ходит. Ты не знаешь, как зовут этого…
– Похоже, что Гарван, но я не уверен.
Послышалась трель, издаваемая свистком, затем отдалённые голоса, шум. Молли встрепенулась, прислушалась:
– Кажется, наши подоспели. Вовремя. Сейчас они этим похотливым баранам кожаные мешочки прищемят, чтобы неповадно было. Словно в ответ на её слова, раздался тоскливый стон, затем ещё один.
– Ну, вот и заслуженная награда! – Она засмеялась, легонько толкнула Вистана локтем в бок и строгим голосом спросила: – В чём дело, сэр? Почему вы такой квёлый и не резвый?
– Расскажи о своей семье.
– А что рассказывать? Всё, как обычно…
– Ну, это для тебя обычно. Родителей твоих как зовут?
– Маму зовут Гарраят, отца звали Камден. Он был не старый, всего пятьдесят три года прожил. Раны были тяжёлые, да и, – Вистан замялся и неохотно продолжил, – лечил он их.
– Сам лечил свои раны? – Удивилась Молли. – У ветеранов свой доктор, не считая тех, кто при Родильном Доме.
– Это он так называл, «лечить». Его почти сразу, ещё до моего рождения, определили заниматься перегонкой вина. Так что, дома у нас это пойло всегда было. Доктора не смогли найти для него другого снадобья, чтобы унять ноющие раны. Вот он и пил, чтобы не скрипеть зубами от боли по ночам, а потом без этого уже и не мог.
– Грустная история… Он что-нибудь рассказывал о Пещерах, или о стране по ту сторону гор?
– Немного. – Вистан горько усмехнулся. – В тот небольшой промежуток времени, когда боль уже стихала, но он ещё мог соображать. Про Пещеры рассказывать не любил, говорил, что ему до смерти надоели эти каменные кишки. А вот про земли, где живут святоши, вспоминал часто. Говорил, что там просторно, бескрайние поля и луга. Никому и в голову не придёт таскать мешками землю на скалы, чтобы устраивать там пастбища. Люди живут семьями, в сёлах и городах.
– Я немного слышала о городе, правда, не поняла, чем же они там занимаются, если землю не обрабатывают и скот не пасут.
– В городе всё по-другому. – Вистан ненадолго замолчал, вспоминая рассказы отца, и добавил. –
