лодочный сарай.
– Их могли эмпэшники вывести, – продолжал искать пути спасения для неизвестных людей Димаш. Он упрямо отказывался принимать версию о гибели деревни.
– Это же пацифисты, Димаш! Они не желают иметь дело с военной полицией. Это их принцип.
– Когда задницу припекает, о принципах лучше забыть. Им детей надо было спасать. И женщин.
– Димаш, тебе бы в виндексы – самая дорога.
– Как вы догадались? – ахнул Димаш. Потом вымученно усмехнулся. – Я дважды поступал. Но тест не прошел. Эмпатии маловато. Вот если бы на этой стороне виндексы были нужны! – мечтательно вздохнул Димаш. – Мне, если честно, этот мир чем-то больше нашего нравится. Здесь такие леса, озера! Вот бы по Великому под парусом походить! Вы на побережье были?
– Нет.
– Я тоже не был. Вообще здесь здорово. И потом… правду говорят: настоящая дружба бывает только здесь, в Диком мире, а на той стороне люди холодные, на рыб похожи.
– Это только кажется. Меньше эмоций. И потом – кто тебе мешает на той стороне быть человеком, а не рыбой? – спросил Виктор.
– Не знаю. На той стороне искренность смешно выглядит. Все такие правильные, доброжелательные. Какие-то ненастоящие. Здесь все иначе.
Прав Димаш – сбежали пасики: трупов нет ни в домах, ни на улице. А на кладбище – три могилы. Судя по датам на крестах – эти пасики умерли прошлой осенью. Мары убитых не хоронят. Напротив, изуродуют и к дереву прибьют. Или отрубленную голову на кол насадят. В рот что-нибудь запихают для смеха. Мары убивают всех: и «красных», и «синих»; забирают пищевые таблетки, оружие, запасные батареи, амулеты. Но главная летняя добыча маров – пасики… Тех они насилуют и режут с особым сладострастием.
Вот и знакомый дом. Виктор вытащил из кобуры «Гарин», взбежал на крыльцо, остановился. Тишина. Никого. Или…
– Встречайте гостей! – Ланьер толкнул дверь и отскочил в сторону.
Прижался к наружной стене. Как в бибишке. То есть в блокбастере. Дверь с протяжным скрипом отворилась. Откуда-то сверху с тихим шуршанием посыпалась труха.
– Кажется, никого… – сказал неуверенно Димаш.
Виктор огляделся. В самом деле, никого. Но сердце билось чаще обычного. Сделалось жарко. Во рту горчило. Почему так страшно входить в пустой дом? Мертвый дом. Сырость. Затхлость. Паутина по углам. Запах, как в склепе. Мутное зеркало в прихожей. На полке рядом – панамки да шапки, на крючке – рыжий плащ с оторванным рукавом. Виктор подмигнул своему отражению в зеркале: худой высокий мужчина в камуфляже. Камуфляж, впрочем, давно перестал менять расцветку, навсегда сохранив мутно-серый неопределимый цвет. Возле порога в комнату – расплющенный подошвой окурок. В прошлое их посещение здесь не было окурка – Виктор помнил. Значит, мары заходили в деревню еще раз. Но так осторожно, что с холма трое «красных» их не заметили. Возможно, мары прокрались ночью. Могли и к блиндажу подняться. Перерезать глотки всем троим во сне.
Виктор прихватил в кладовой топор и
