я, а поле битвы – сердца людей». В самих основаниях мира лежит война, как наиболее яркая, контрастная и отчетливая форма различения.
Из войны рождается космос. Ведь космос, в отличие от хаоса, состоит не из сплошной перетекающей сама в себя массы, но из пар противоположностей: верх – низ, право – лево, до – после, внутри – вовне и т. д. Война, таким образом, есть космогонический принцип: рождение порядка из хаоса происходит через войну, это и есть война.
Если война – это различение, то обратным понятием должно быть слияние, полное слияние вплоть до неузнаваемости. Раз существует какая-то пара, то всегда в ней возможна война – как крайняя форма выражения того, что один член этой пары не равен другому. Если мы хотим исключить войну, мы должны исключить пару, склеить между собой противоположности, упразднить различие. Отсутствие войны может быть гарантированно только полной ликвидацией различий, то есть без-различием. Без-различие есть состояние первичной материи, которая еще не вступила в поле войны. Материя – альтернатива войны. Война – это дух.
Но мы видим, что в войне есть нечто глубоко болезненное, ненормальное… Кровавые струи, растерзанные искореженные сожженные тела, раскроенные черепа, обугленные конечности, разрушенные снарядами крыши, развороченные груды железа, бешеное неукротимое горе… Война исключительна, мы стремимся исключить ее. Что-то в нашем существе яростно отвергает ее. Но так ли мы уверенны в обоснованности этого чувства? Может быть, антураж войны есть лишь типичные признаки родовых схваток: так из стонущего тела в муках рождается дух, новое существо, великое «Я» войны. А причина того, что нам больно, – это отголосок материи, разрываемой вторжением в нее чего-то иного. Так солнечный луч прорезает ночной мрак. Война – это утро, заря. Огонь ее ослепляет. Война – это солнце.
Те, кто знает войну, поймут, о чем мы здесь говорим. Это возможность посмотреть на войну не глазами задействованных ее мощью объектов, но глазами самой войны, глазами Ангела Войны. Плоть рвется, но из нее поднимается солнце души. И все переворачивается: падение становится взлетом, боль – наслаждением, расчленение – воссоединением, смерть – воскресением. Тленное тело разорвано, чтобы уступить место телу славы.
Мир как победа
Есть ли что-то, что было бы выше войны? Да, есть. Это – мир. Слово «мир» в русском языке имеет три совершенно разных значения, восходящих, однако, к одному и тому же древнеславянскому понятию, позднее разделившемуся. В дореформенной орфографии слова «миръ» и «мiръ» писались отличным образом: первое означало «не войну», а второе – «космос». Значение «космос» сближалось также с понятием «крестьянская община». Но в истоках все три значения сводились к общему древнеславянскому концепту, в котором гармония, спокойствие виделись как главные свойства космоса, представленного, прежде всего, как космос человеческого общежития. Мир есть космическая общность бытия без войны.
Но тождественен ли мир в таком понимании материи, неразличению, хаотической сцепленности и склеенности всего со всем? Точно нет. Чтобы был мир как бытие без войны, прежде нужна война, а затем ее завершение, окончание. Мир следует за войной, а не предшествует ей. Мира без войны нет, чтобы был мир, до этого нужна война. Но… мир не есть возврат воюющих стихий в изначальное состояние неразделенности. Это нечто иное. Мир есть кульминация войны, ее апофеоз, предел ее духовного накала.
Мир есть там, где есть победа. А победа возможна только в войне. Мир есть триумф. Он возникает там, где одно побеждает другое. Отсюда значение такого выражения, как Pax Romana. Pax Romana – это тот мир, которые римляне отвоевали в борьбе с врагами в ходе творения Империи. В этом римском мире нет войны только потому, что война уже выиграна. В нем больше нет войны, уже нет ее. Победа в войне конституирует мир.
Боги и духи войны: от горизонтали к вертикали
Древние греки имели две категории богов и богинь войны. Бог Арес (сражение) или богиня Эрис (вражда) олицетворяли войну как процесс, что-то неоконченное, не совершенное, уже вышедшее из нерасчленимой материи, но еще не ставшее в полной мере космосом. Темные аспекты таких богов войны происходят не из них самих, а из еще не преодоленной до конца довоенной, предвоенной материальности. Они темны и тревожны не потому, что в них расцветает пламя вражды, а потому, что они еще не до конца вступили в ее стихию; они шипят и дымят, как отсырелые дрова. Это еще не полноценные воины – это ополчение, отягощенное попечениями материального непробужденного бездуховного бытия. Арес и Эрис влекут к пробуждению дух, но дух в них еще не до конца пробужден.
Своего апофеоза метафизика войны достигает в образе других богов – богини Афины Паллады и крылатой Ники. Афина – это богиня войны в ее чисто духовном измерении. Она есть начало принципиальной и раз и навсегда достигнутой вечной победы. Афина стоит над схваткой, так как всякое различие в ней преодолено, но не примирением сторон, а победой одной из них над другой, или, точнее, одной эйдетической
