с таким управится. Легко таскал на спине мешки с рисом – такой богатырь!
Я же рос хилым, без конца болел.
– Эх, – вздыхала мама. – Когда слишком густой лес вырубают, иногда оставляют согнутые и кривые деревья. И тогда они могут распрямиться…
Меня лечили прижиганиями, корнем дикого женьшеня с мёдом. Самое раннее воспоминание – первый день рождения. Я одет в рубашку, которую сшила моя бабушка. Стою в окружении родственников, они тянут руки, улыбаются, каждый зовёт к себе.
Когда подрос, семья переехала в большую приморскую деревню. Здесь кое-какие родственники, да и вообще жизнь побогаче. Помню, как добирались железной дорогой. Поблёскивающее отражение деревянного моста на морской воде. Мама вела нас с братом за руки, за спиной узелок с нехитрым скарбом.
До четырёх лет я постоянно ныл и плакал. Но когда однажды проснулся с криком, мама спросила меня, зачем я кричу без толку. И я задумался: «Действительно, зачем? Это же нелепо». И с этого момента никогда не плакал просто так. Зато если требовалось чего-то добиться, я стоял на своём до последнего. Упрямство – моё второе имя!
Отец мой был беден. В своей семье он не мог рассчитывать на чью-то помощь, поскольку самый младший. Зато много времени провёл в России и в Китае, где занимался изучением народной медицины, практиковал иглоукалывание – у него это здорово получалось. А заодно он практиковал и азартные игры – это сводило на нет все его усилия. Мама, наоборот, старшая дочь из богатой семьи. Но это не никак не сказалось на нашем достатке: даже в новой деревне мы перебивались с хлеба на квас.
Вдруг отцу повезло: на какие-то шиши он открыл винокурню, хотя у него сроду не было денег. Возможно, свалился какой-нибудь нежданный гонорар за иглоукалывание или выиграл в карты – кто знает. Спустя три года заведение превратилось в главную винокурню деревни. А отец, соответственно, приобрёл статус большого человека. В те времена считалось, что большой человек должен быть выпивохой, иметь на содержании любовницу и вообще всячески демонстрировать обеспеченность и быть притчей во языцех.
– Хон Хи! – говорил он мне. – Смотри, сколько у меня друзей! Смотри, как они меня ценят!
Приятели хихикали, подливая вина…
***
Ещё два года для отца прошли в пьяном угаре. Наверное, он мог бы куролесить годами, но, на свою беду, встретил женщину, которую звали Чой Ной Джу. Ох, она была красотка! Стройная точёная фигурка. Матовое лицо, как у фарфоровой куколки. Нежный голос. Как она великолепно пела! Но больше всего в жизни любила играть в карты, пить спиртное и курить опиум. В общем, они с отцом как два сапога пара. Чой Ной Джу совершенно околдовала его. И отец выгнал мою маму из дома, а беспутную подругу представил детям как мачеху.
– Вы должны… – икнул, – уважать Чой Ной Джу! И беспрекословно слушаться…
Дом превратился в бордель с толпой пьяных игроков, которые частенько засыпали тут же, на полу. День начинался с похмелья и продолжения безумного кутежа. Разумеется, отцовского достатка надолго не хватило. Следовало прекратить пьянствовать и гулять, но отец и мачеха не могли остановиться – винокурню продали, остался только дом. И тогда Чой Ной Джу нашла себе жестокое занятие: стала настраивать отца против моей родной матери. С одной стороны, крайне вежлива и обходительна с родственниками отца, с другой – то и дело пыталась рассказывать всякие гадости о моей матери.
К тому времени я вернулся от мачехи к маме. Старался помочь: кормил цыплят и свиней, ухаживал за садом, выращивал кукурузу и другие овощи, чтобы продать соседям. Вечером молотил соседский рис, чтобы получить немного муки. А ночью с помощью двух камней стирал одежду. С рассвета до ночи у меня не было свободной минуты. Чтобы выполнить все работы, мы расходовали много воды – мама то и дело таскала ведро за ведром. А поскольку каждый день готовили тофу, требовалось много дров. Осенью я собирал сухие ветки и листья в сосновой роще, чтобы покрыть потребности в топливе.
Когда началась школа, стало немного легче. И в школе, и за её пределами я ходил с одной и той же сумкой. И частенько притворялся, что иду на занятия, хотя на самом деле пропускал. В качестве наказания меня ставили на уборку класса и туалета, а потом заставляли сидеть в классе, чтобы выполнить все уроки, которые задал учитель. До сих пор удивляюсь, как мне удалось добраться до пятого класса с такими плохими отметками. Зато я мог семьсот раз подряд прыгать на скакалке, отлично лазил по деревьям. А однажды поднялся на вершину флагштока, чтобы закрепить наверху ролик для флага – деревенский сосед попросил выполнить эту работу. Как только отец узнал об этом, он меня сурово отчитал, ведь вершина флагштока тонкая и непрочная, упасть с неё легче лёгкого.
***
После трёх лет семейной нервотрёпки жизнь опять круто повернула. Мачеха отправилась к родственникам в другой город, где скоропостижно умерла в возрасте тридцати восьми
