молодых дубков гирлянды разноцветных лампочек – в их призрачном свете листья казались искусственными, декоративными, облитые лаком. От мангала под деревянным навесом растекался дразнящий запах шашлычного маринада, капающего на раскаленные угли.
Мужчина элегантно поднес женщине золотую зажигалку. Она прикурила, откинулась в кресле, опустив руку с сигаретой на подлокотник.
– Вы не курите?
– Бросил, – с видимым сожалением ответил тот, повертел зажигалку в руках, щелкнул крышкой и со вздохом положил в карман кожаной куртки. Он бы закурил сейчас, ох, как закурил, но тогда не удержаться, пойдет одна за другой. К тому же неловко просить же сигарету у дамы!
– Мы отвлеклись. Вы так и не сказали, чем киношный маньяк отличается от настоящего? – спросила она.
– Киношный, как правило, убивает всех подряд: разумеется, жертв, за которыми охотится с первого до последнего кадра, полицейских, которые ему мешают, случайных свидетелей и прохожих. Громоздит к радостному ужасу зрителей горы трупов… А нормальный, если можно применить такое словечко, обычный маньяк убивает только тех, кого хочет убить. Мечтает убивать девочек в белых гольфиках – значит, убивает девочек в белых гольфиках; молоденьких женщин в черных колготках, значит, охотится на женщин в черных колготках. Во времена римского цезариата существовали в периоды террора так называемые проскрипционные списки – списки неугодных цезарю лиц, которых каждый гражданин мог безбоязненно убить и получить за это награду. Так вот, каждый маньяк имеет свой проскрипционный список, в соответствии с которым он и работает. Поэтому все эти перестрелки с полицейскими, ловкость, с которой он орудует то ножом, то крупнокалиберным пулеметом – плод фантазии киношников. Бедный маньяк не знает, с какой стороны в пистолет обойма вставляется.
Мужчина снисходительно улыбнулся, словно для него вставлять обойму в пистолет является делом привычным и повседневным.
– Еще одно отличие – голливудский извращенец всегда убивает фантастическим, необыкновенным способом: то режет на кусочки бензопилой, то готовит из жертв изысканные блюда, то разбрасывает вокруг места преступления редчайших гигантских насекомых…
– А на самом деле?
– Просто убивает. Попадется ему в руки инструмент, вот он ходит с ним и убивает. Тупо. Сабля в доме хранилась, так рубит саблей. Женские колготки понравились, склонен к фетишизму – колготками душит. Кстати, предпочитают такие, какие одеты на ваши ножки.
– Да? – удивилась женщина. Посмотрела на свои колени, обтянутые стильными черными колготками. – Я как-то об этом не думала. Что мне теперь, ватные штанишки носить?
– Не надо! – поспешно возразил мужчина. – Прятать такую красоту – преступление.
– Спасибо, – она взглянула на него с интересом, и ее прехорошенькие губки тронула легкая улыбка. Женщина была красивой, всегда нравилась мужчинам, и об этом, по-видимому, знала давно, еще со школьной скамьи.
– Вина? – предложил он.
– Да, немного.
– Вряд ли здесь есть хорошее… То, что мы пили, судя по вкусу, сделано явно из порошка.
Она опять улыбнулась.
– Мне кажется, у вас будет время угостить меня хорошим. По вашему вкусу.
Мужчина поднимаясь, посмотрел на нее странным, задумчивым взглядом и направился к стойке бара.
Кто-то в белой рубахе рвался к музыкальному центру и пытался гнусавым голосом прокричать в микрофон караоке: «…ветер северный этапом из Твери…». Полная блондинка с ярко накрашенными губами оттаскивала певца, хлестала его по рукам, но угомонился он лишь когда принял из ее рук стаканчик водки. Затих, съежился в кресле, продолжая бубнить под нос: «Кореша, кореша…»
Когда собеседник вернулся с графином вина и тарелочкой, на которой под большим салатным листом высилась горка жареного мяса, возле столика стоял здоровый раскрасневшийся парень в черной рубашке и потертых джинсах, и, склонив голову, что-то развязно спрашивал. Увидев мужчину, икнул:
– Можно вашу даму пригласить на танец?
– Нет, – спокойно сказал тот, присаживаясь.
Парень озадаченно выставился на него, но тон отказа был вежлив и в то же время крайне категоричен. Так отказывают люди, которые могут подтвердить свое слово решительным делом. Танцор замешкался, но, видимо, его ангел-хранитель рявкнул во всю глотку: «Не связываться!»
– Извините, – с гордым независимым видом бросил он и отправился назад, к своей компании, занимавшей в глубине площадки два сдвинутых вместе стола.
– Принимается, – кивнул равнодушно мужчина, положил на салфетку две вилки. – Угощайтесь.
– Спасибо, я избегаю
