Друзья же, сгрудившись вокруг, спорили, считали, являли себя величайшими экономистами: вот бы преподаватели по основному месту учебы порадовались…
– Так, так и так! Насколько расценки повышены?
– Ты дальше-то читай… За эту сумму принимают волосы от тридцати сантиметров и длиннее.
– Эх, жалко! Тридцати эсэм у него еще не будет…
Уже не будет.
Пикантность ситуации заключалась в том, что волосы короче тридцати принимались по весу, а взвесить все это хозяйство при живом-то Скваере было… проблематично. Была еще масса вопросов и нюансов, к примеру, чуть ли не треть волос вычесывалась как недоброкачественная и т. д. и т. п. – от этого всего голова (еще не бритая) шла кругом, и обладатель «товара» был единственным, кто в этом ничего не понимал и понимать не хотел. Он только слушал советы друзей, которые говорили, в какие дни мыть голову, потому что умеренная сальность придает волосам вес… И весь этот абсурд ситуации призыва был, пожалуй, страшнее всего.
В этот раз у объявления толпились особенно долго, что даже вселило в Скваера маленькую надежду: наконец-то отрежут эти волосы и успокоятся… Поймав себя на этой мысли, чуть ужаснулся: сколько времени растил! А, да чего теперь. Сколько он себя растил, и вот ведь чем кончилось.
Тем временем единогласно было решено: по объявлению – звонить!
Номер был переписан в сухую, скрюченную от холода ладонь, и в незнакомом районе они отправились на поиски телефона-автомата. Карточки, кстати, на руках тоже не было, и ее решено было стрельнуть на месте.
Удачно набрели на первое и на второе. Когда подходили к будке, дребезжащей от ветра и снега, оттуда вышла девушка – миленькая, замерзшая; она же любезно одолжила карточку. Вероятно, мужественные парни в косухах произвели на нее впечатление… Тут все страшно оживились – все, за исключением, может быть, Скваера, который почувствовал себя вдруг таким «не-жильцом», и так стало ему горько. Господи, ну почему? Почему?!
Стоило ли думать об этом? Стоило ли думать о том, что его ждет и что будет? Все было бессмысленно, все не удалось, и все быстро кончилось.
Квартира, которую он снимал столько лет, была теперь возвращена законной владелице – «гражданке Хасановой», тучной, неразговорчивой, с извечной скорлупой от семечек на одежде. Накануне, в воскресный день, Скваер выволок на помойку все те завалы, которые были частью его жизни, от старых плакатов до многих кассет… Скоро туда въедут новые люди и несколько брезгливо сделают ремонт. И сколько автостопщиков со всей России – молодых и ярких – будут приходить, натыкаться на недоуменные взгляды, бормотать извинения, вычеркивать этот адрес из своих блокнотов.
…К вечеру столбик термометра упал еще ниже, и холод в Уфе сменился на форменный мороз. В парке Моторостроителей горели редкие (невыбитые) фонари. В его аллеях никого не было, но, в принципе, могла встретиться любая гопота, так что, возможно, стоило выбрать другую дорогу. А, все равно!
