А что это за красная кнопка?. Павел Барсов

      Неважно, что существовали они лишь в этих серых стенах в моем компьютере. Я давно перестал видеть что-либо за границами монитора. Кластер из двадцати экранов, занимавший всю стену единственной комнаты, и виртуальный шлем – это и был мой мир в реале. Больше ничего не нужно.

      Можете назвать меня как хотите – идиот, псих, задрот – было такое слово в дни моей юности. Любишь поиграть в игры – задрот, маниакально стремишься узнать все обо всем – задрот, сидишь на биржах круглосуточно в надежде, что вот сейчас твоя монетка вырастет в миллион раз – задрот.

      Сейчас почти все задроты. Почти потому, что в любом обществе находятся чудаки, которым подавай что-то другое, не как у всех. Странное желание увидеть закат своими глазами, когда есть миллионы закатов куда красивее и в 3Д, и с эффектом полного присутствия. В подписках мелькали совсем невероятные придурки, которые возятся с животными. Живыми животными, да, теми, которые срут и дохнут. В нашем небольшом, едва на миллион, городе насчитали одних собак около сотни. Это сколько же шизиков вокруг? Готовых идти каждый день со своей собакой убивать время в ожидании, пока это недоразумение отправит надобности, как говорят, обнюхается со всеми встреченными себе подобными.

      Спросите, откуда я это знаю? У меня тоже была собака. Это было в детстве, до … до всего. Да, когда-то и у меня была семья, родители. Родители и сейчас есть, в последний раз я с ними списывался лет семь назад. Они переехали в тропики, живут на каких-то островах. Точный физический адрес я не знаю, мне он и не нужен.

      Странно. Почему-то кроссовки мне стали малы, и куртка маловата в плечах. Ну да, в медбокс мы добавили протеины и режим стимуляции мышечной массы. Ей нравились в меру накачанные мужчины. А куртка эта покупалась на дрыща-студента.

      Желание выйти из дома последний раз появлялось лет двадцать назад. Даже точно помню, после пятьдесят восьмого крэша. Выйдя в полурассветный город, прошел сто метров и больше идти никуда не захотел. Никогда. Шел я в круглосуточный магазин за бутылкой коньяка, залить очередную очень болезненную неудачу. Влез в собачье дерьмо, еще больше расстроился, перехотел коньяка и вообще пить. Я четко и без всякого дерьма знал – коньяк не поможет. Было в моей жизни то, что я хотел забыть, залить так, чтобы не протрезветь никогда. А больше всего хотелось сдохнуть. Вот только предпринимать для этого ничего не хотелось. С голоду не дали умереть друзья, да, у меня они были, а потом мать.

      В этот раз на улице день. Солнце периодически выглядывает из-за облаков. Не жарко и то хорошо. Удивленно замечаю, что иду по улице я не один. Надо же… В моем представлении на улицах давным-давно должны быть только роботы-курьеры типа тех, что доставляют мне еду и заправляют медбокс. Нет, вот они есть, благодаря им улица кажется оживленной. То и дело снуют машины, тоже роботы, выгружают робокурьеров, забирают пустых.

      Но что делает на лавочке тот старик? Отламывает от настоящего батона маленькие кусочки и бросает их на дорожку. Вокруг него вертятся аж три уборщика и несколько птиц. Голуби. Не только они, черно-серая ворона чуть в стороне тоже потрошит клювом небольшую корку. Робот-уборщик, похожий на перевернутое ведро, подъехал к вороне, пытается втянуть в себя корку, мелкие крошки уже покатились к трубке пылесоса уборщика. Ворона громко каркает, клювом долбит по крышке уборщика. А звук, действительно, как у ведра. Уборщик уезжает в сторону, начинает воевать за крошки с голубями. Воробьи тоже тут, их много. Рассмотрел я их только сейчас, когда подошел поближе. Ворона покосилась на меня и взлетела на ближайшую ветку. Голуби и воробьи меня проигнорировали. Мелкие проныры пользуются численным преимуществом, уборщики почти впустую мечутся за каждым падающим кусочком. Но пока неповоротливые железки доезжают до нужного места, кусок чаще всего оказывается в совершенно другом месте, распотрошенный на мельчайшие крошки.