два дня. И ему надо было поговорить с ней об этом до отъезда.
Глава 9
На следующий день она ждала его в беседке у небольшого фонтана, кутаясь в большое тёплое покрывало. Рядом стояли две рабыни с корзинками и водой. Лаций медленно присел на край скамейки, не решаясь начать разговор первым.
– Идите! – кивнула служанкам Эмилия и повернулась к нему. – Ты сделал свой шлем? – стараясь скрыть грусть в голосе, спросила она.
– Шлем? – он был так удивлён, что на мгновение забыл, о чём хотел поговорить, и внимательно посмотрел на неё. Грустная улыбка и опущенные уголки глаз сразу же напомнили ему о разлуке, и он, не выдержав, отвёл взгляд в сторону.
– Ты хотел сделать шлем у кузнеца в городе. Помнишь? – каким-то неестественно тихим, покорным голосом спросила Эмилия, и Лаций понял, что ей тоже не хочется говорить о расставании.
– Я вчера долго думал, как поговорить с тобой об этом, – решил сразу начать с главного он. – Дело в том, что Марк Красс предложил мне вчера уехать в Рим… с сенатором Мессалой Руфом. Тот обещал добиться для меня какой-то должности в Сардинии и решить все проблемы в суде… – в горле запершило, он запнулся, чувствуя, что говорит совсем не о том. – Но я не хочу ехать. У меня нет сейчас ни дома, ни имения, ни денег, чтобы вернуться в Рим. Сардиния не принесёт мне ни славы, ни денег, только море оливок и заказы из Рима на хлеб и вино.
– Лаций, – спокойно произнесла Эмилия, – ты это хотел мне сказать? – она замолчала. В воздухе повисла неудобная тишина. Совсем рядом ехала какая-то повозка, и непослушный осёл не хотел везти тяжёлый груз. Хозяин ругался и отчаянно бил животное, но ишак в ответ громко орал и не двигался с места. Лаций в душе ругал себя самыми последними словами, но чувствовал, что не может говорить о чувствах. Он поднял взгляд на Эмилию, и та увидела в них отчаяние. Она сидела прямо, сложив ладони на коленях. Густые волосы были собраны вверху и завязаны простым узлом. Чёрные брови, эти чёрные брови, с которых он не раз стирал краску, чтобы, шутя, испачкать ей щёки, сейчас изогнулись над глазами тонкой дугой страдания и боли.
– Нет, я хотел сказать не это, – пересилив себя, наконец, тихо произнёс он. – Я думаю о тебе всё время. И мне без тебя плохо. Я бы хотел, чтобы ты сказала мне: «Где ты Гай, буду я, Гайя». Но у меня нет даже дома, где ты могла бы произнести эти слова! Понимаешь? Я не могу вернуться в Рим вот так, как побитая собака, – со вздохом произнёс он. – Я всё понимаю. Это ты попросила Мессалу Руфа помочь мне. Но я не хочу такой помощи. И твоей помощи – тоже, – в его голосе невольно прозвучало раздражение. – Не знаю, почему. Но не хочу. Я вернусь в Рим с Крассом, а не с тобой. И ещё… ещё я не хочу быть твоим любовником. Я хочу быть твоим мужем, и плевать, что будут об этом говорить.
– Лаций, я тебя ни в чём не виню. И ни о чём не прошу, – покорно произнесла она. Нежная улыбка тронула её губы, и в глазах
