такие правильные, сладенькие до диабета, святее Папы Римского и Пугачевой вместе взятых, не снесете к чертям всю эту похабную дичь? Да потому что вы сотканы из дичи, от дичи произошли, и только дичь можете выродить!
Олег Петрович взял себя в руки, опять выключил телефон, сжал посильнее, будто стараясь причинить ему боль, но больно было только самому Олегу Петровичу. Смотреть на умирающий мир, на затерявшегося в поисках своего предназначения человека, на самого себя, не могущего дать отпор легионам сетевой нечисти. Никуда не деться крысе из канализации, как бы она не воображала себя культурной амбарной мышкой.
Олег Петрович неожиданно улыбнулся, вспомнив недавно виденную картинку, сгенерированную нейросетью, на которой была изображена трогательная мышка в платье, держащая в лапках корзину с цветами. Всё-таки еще «нужон» этот ваш интернет – милые милости глянуть перед сном всегда приятно и полезно для здоровья. Но тут же в памяти всплыло трагическое выражение лица Ирины Терентьевны, учителя истории, когда та начинала рассказывать про ужасы средневекового быта. В такие моменты она отрывалась от поливания своих садов Семирамиды, которые буйными джунглями разрослись в кабинете истории, и, воздев руки к запыленным люминесцентным лампам, жутко смахивающим на обглоданные рыбьи скелеты, страшным голосом провозглашала: «Две трети!». Дальше шла напряжённая пауза, глаза исторички, подведённые на древнеегипетский манер, сначала распахивались, словно перед ними представала картина полного упадка цивилизации темных веков, а потом превращались в воинственные щелочки, обрамленные слипшимися нагуталиненными ресницами.
«Чума выкосила их всех, – нагнетала Ирина Тереньевна, потом доставала припасенную резиновую мышь, брала за хвост и демонстрировала офигевшему классу виновницу всего этого средневекового бардака. – Мыши убили больше людей, чем все войны вместе взятые, – подытоживала она свою короткую, но эффектную лекцию о влиянии грызунов на исторический процесс и сжимала игрушку в кулаке, так что та издавала протяжный предсмертный писк, что невероятно веселило учеников».
Спроси Олега Петровича, что ему больше всего запомнилось из школы, он, нисколько не сомневаясь, ответил бы – историчка, которая давила мышей.
От этой мысли стало немного веселей, вот только милая мышка в платьице уже не вызывала таких приятных чувств. Вот что пиар животворящий делает. Но во что смерть не наряди, смертью она и останется.
Зинаида упорно не пробуждалась, тем самым намекая, что наказание все-таки разбудившему будет весьма болезненным и ожидаемо изощрённым. Но как бы не старался несчастный муж не пересекать красные линии, все было предрешено – линии эти жена нарисовала давненько, и с каждым годом они приближались все ближе и ближе, так что почти обвивали Олега Петровича, бескомпромиссно очерчивая местоположение будущего покойника.
«Ну, Зинаида! – Даже ругая жену про себя, Олег Петрович обращался к ней исключительно официально, будто опасался, что проснется в той
