же делать? Он не должен меня видеть, не должен.
У меня была мечта, я так часто себе это представляла!
Я должна была стать успешной и знаменитой. Должна была пройти мимо, не обратив на Артема внимания. Ослепительно улыбаться и принимать комплименты от толпы окружающих мужчин. Он должен был с восхищением смотреть мне вслед.
Как же его «Аля, неужели это ты?»
И мое «О, Артем, как дела? Я тебя даже не заметила! Что-то ты постарел»?
Как же моя мечта?
Я еще не стала блестящей успешной леди, а мои девочки не выросли и не победили в конкурсе красоты. Зато они выбрали себе папу…
Просто жесть.
Лихорадочно роюсь в сумке. Если бы там была карнавальная маска с детского праздника, клянусь, я бы и ее надела. Но там нет ничего кроме упаковки медицинских пластырей.
Смотрю на упаковку – другого выхода нет. Бросаюсь к зеркалу и наклеиваю несколько штук на лицо крест-накрест. Пальцы не слушаются, размазывают помаду, но я тороплюсь, потому что в дверь уже требовательно стучат.
Спасибо, что не ногой.
– Входите, – кричу, падая в кресло за столом, но мое разрешение особо никому не требуется.
– Ну наконец-то вы соизволили меня принять! – Асадов врывается в кабинет и замирает на пороге. – Что с вами, госпожа Плохая? Вас что, избили?
– Нет, конечно, – пожимаю плечами, – с чего вы взяли? Меня просто… просто я… Меня покусали пчелы!
– Правда? – саркастически ухмыляется Асадов. – А я думал, это ваши постояльцы остались недовольны обслуживанием.
И тут же меняет тон.
– Что вы мне голову морочите? Откуда в такое время пчелы, да еще и в таком количестве?
Мда, с пчелами я и правда погорячилась.
– Ладно, – говорю доверительно и понижаю тон, – я вам признаюсь. Но это только между нами, обещаете?
Явно сбитый с толку Асадов недоверчиво наклоняет голову.
– Ну, допустим…
– Это аллергия на инъекции, – сообщаю ему с видом, будто доверяю самую заветную тайну. Видя, что он меня не понимает, терпеливо поясняю: – Уколы красоты. Эстетическая медицина. Омолаживающая терапия.
Брови Асадова взлетают вверх и так там и остаются. Он молча меня рассматривает, подходит к столу и опирается о столешницу. Точно как утром.
– Сколько вам лет, мисс Плохая?
– Мне?
– Ну не мне же. Мне с утра было тридцать три, и я об этом прекрасно помню.
– Двадцать четыре.
– Зачем? – свистящим шепотом спрашивает он, наклоняясь совсем низко. – Зачем вам в двадцать четыре года омолаживающая терапия?
– Это мое лицо, – говорю, защищаясь, – вам какое дело? Хочу омолаживаюсь, хочу – нет.
– А в самом деле, – он обходит стол, – какая мне разница? Давайте перейдем к моему вопросу. Вы уже разработали план?
– Нет.
– Почему?
– Я была занята.
– Китайцами?
