хотел, но на работе завал, родная. А как тебя выпускать одну? Ты же заблудишься. Это временная мера, пока не вернется память.
– Мог бы просто сказать, – обиженно отвечаю.
– Ну прости меня. Дурак. Я беспокоюсь. Как ты чувствуешь себя? Я не перегнул ночью?
– Нормально я себя чувствую, Дань, если не считать, что живу чужой жизнью!
– Ась, – вздыхает. – Любимая, это наша с тобой жизнь. Не начинай, пожалуйста. Вика придет, можешь с ней сходить погулять или меня дождись. А куда ты, кстати, хотела пойти?
– Простой пройтись. На меня давят стены, – не рассказываю ему всей правды.
Плохо, что между нами начинаются секреты, но интуиция не дает мне раскрываться перед мужем. Мы с ней все еще параноим.
– Потерпи немножко. Я постараюсь вырваться пораньше, и мы погуляем.
– Хорошо. Дань? – решаю еще кое-что спросить.
– Что, родная? – так тепло, заботливо и нежно.
Чувствую себя сумасшедшей.
– А что твоя футболка в комнате Вики делала?
– Какая футболка? – искренне не понимает он.
– Серая, с тремя белыми полосками на груди.
– А-а-а… Хрен ее знает. У Вики и спроси. Я эту футболку уже месяц не видел. Ну хорошо, что нашла. Я бы в ее хаосе скорее сам потерялся, – смеется он. – Ладно, Ась, я побегу, у меня работы много. Люблю тебя. До вечера.
– Пока… – вздохнув, опускаю руку с трубкой на колени.
Вики все еще нет. Эта зараза, скорее всего, теперь только к ночи объявится. Я вернулась домой, теперь готовить и убраться не обязательно, можно снова гулять.
Переодеваюсь обратно в домашнее. Осматриваюсь. Так, где я еще не смотрела? На верхах!
Беру табуретку и начинаю исследовать все верхние шкафы и место под потолком на них. Кроме пыли и незнакомого мне старого хлама ничего найти не удается. Данькины инструменты для мелкого домашнего ремонта, пара банок краски в туалете в шкафчике над унитазом. Там же засохшие кисточки, остатки обоев. Ничего из этого не помогает мне вспомнить.
Телефон напоминает о витаминах. Пью в прикуску с шоколадкой, ложусь на диван в гостиной, включаю телевизор и опять засыпаю.
Мне снится моя малышка и почему-то кладбище.
Тасенька стоит у могилки с простым гранитным памятником и горько плачет.
– Мама. Мамочка…
Теперь я могу прочитать, что написано на этом камне. Там мое имя, моя фотография. По позвоночнику течет струйка холодного пота.
– Девочка моя, я здесь, – тяну к ней призрачные руки, но она не видит.
Моя кареглазка продолжает горько плакать. Ее берет за руку чужой мужчина…
– Тасенька, нет! Стой же, дочка! Нельзя ходить с чужими! – отчаянно кричу, но мои слова лишь разбиваются о гранит на моей могиле.
Захлебываясь слезами, я пытаюсь проснуться. Кричу, срывая до хрипоты голос. Меня крепко прижимают к себе чьи-то руки. Целуют
