сжался в комочек, пристально глядя во тьму. Скорчился на ступеньке, уткнувшись лбом в холодный бетон. Зубы клацали друг о друга. Руки тряслись.
И почему-то страшно клонило в сон.
Его разбудил стук двери. И голос:
– Что, блядь, мудак, довыебывался? Я тебе, сученышу, сколько раз говорил – сиди, блядь, и не отсвечивай.
– Он первый начал! – послышался виноватый голос Гаврилы.
– Хуервый! Говнюк мелкий. Пидор.
Послышался звук затрещины. Гаврила всхлипнул.
– Пасть закрой! Не пацан, что ли, ныть будет тут?!
– Выпустите! – крикнул Миша.
– Па… – севшим голосом сказал Гаврила. – Кто это?
– Твое домашнее задание, блядь! – гаркнул Соколов-старший. – Ща ты у меня его отработаешь по красоте, сученок.
По двери, за которой сжался Миша, ударил кулак.
– Заткни рот, говнюк, а то к папаше отправишься!
– Па… Это… Погостин? – тихо и испуганно произнес Гаврила.
– Хуестин. Довыябывался, сука? Папку еще подставил.
– Как он здесь…
– Каком кверху, завались! – Еще одна затрещина. – Сука, говорил не отсвечивать, дебил! Хуле ты лезешь ко всем?!
Миша дрожал на ступеньке. Темнота в подвале пугала его меньше голосов снаружи.
– Пиздуй на кухню! Жри. И пасть не разевай, мне побалакать надо.
Послышались шаги, осторожные, детские. Гаврила остановился у двери.
– Сука, бегом! – рявкнул гнилозубый. А затем голос его изменился. Стал вкрадчивым, спокойным: – Здравствуйте! Светлана Ивановна? Это папа Соколова…
– Мама! – завизжал испуганный Миша, но входная дверь захлопнулась, оборвав его вопль. – Мамочка!
Светлана Ивановна – это мама! Он звонил маме! И если кричать громко – она услышит. Миша забарабанил по двери, вопя так, что заболело в груди. Он бился о металл, как птица о стекло, бросаясь на него всем телом.
Потом упал, тяжело дыша. Зачем он звонит маме?!
– Ты что тут делаешь, Погостин? – тихо спросил оказавшийся за железной преградой Гаврила.
– Гаврила, открой, пожалуйста. Открой! Я тебе всех скрепышей отдам! У меня много! Дома еще есть. Открой, Гаврила! Он звонит маме!
Тот не ответил. Стоял за дверью молча.
– Гаврила?!
Торопливые шаги растворились в доме. И входная дверь снова открылась. Мимо протопал Соколов-старший. Ушел куда-то в дом. Оттуда послышался разговор на повышенных тонах. Затем вскрикнул Гаврила.
Тьма вновь пошевелилась. От воздуха подвала кружилась голова. Резкие запахи разъедали горло.
Миша вдруг понял, что по-прежнему сжимает в левой руке скрепышей. Разжал ладонь, бросая их во тьму. Подумал о папе, о том, что он обещал взять Мишу на рыбалку на выходных. Что не будет больше выходных. И папы не будет.
Вой вырвался из груди. Звериный, тягучий. Миша обрушился
