орме сердечка. Что еще хуже, с игривым бантом на талии. Будущая свекровь сказала, что это платье подчеркивает мою невинность и лучше всего подойдет для счастливого события.
Счастливого? Я в такой ярости, что способна взглядом крошить кирпич. Горю стыдом, всей кожей излучаю отчаяние, но не позволяю эмоциям отразиться на лице.
Меня всю жизнь готовили стать разменной монетой в играх мужчин. Мне положено держать лицо, даже если душа плачет.
– Не волнуйся, Нари, он наверняка застрял по пути. От Корстона до Олимпии далеко…
От сочувственных улыбок только хуже. Да, от Корстона далеко, особенно если жених не спешит и вообще не хочет ехать к невесте.
– А сегодня летная погода?
Не знаю, кто из подруг задает этот дурацкий вопрос. Погода не имеет значения, если жених не хочет лететь туда, где его ждут три сотни самых важных людей синдиката[1]и невеста, наряженная, как кукла, и полная несбыточных надежд.
Подруги искренне пытаются меня поддержать, и я не хочу вымещать на них раздражение и отчаяние, но еле держу себя в руках.
– Орсон пожалеет, что опоздал, вот увидишь! Глянет на тебя и обалдеет. В этом платье ты как фея! – неутомимо щебечет Мия.
Если бы я была феей, наколдовала бы себе тыкву на колесах и скрылась от позора. Опоздание жениха на празднование помолвки – это оскорбление не только невесты и ее семьи, но и, в данном случае, всего синдиката.
Как песчинки в песочных часах, гости перетекают из одной части зала в другую. Протискиваются в окружение Дона Агати, главы северной ветви синдиката, потом подходят к моему брату, Сальво Рунелли. Делают ставки и там, и там. Дон Агати самый влиятельный человек на северо-западе Соединенных Штатов, однако это его сын и наследник хамски опаздывает на празднование собственной помолвки. А Сальво хотя всего лишь солдат Дона, но, как брату оскорбленной невесты, жемчужины синдиката, ему причитается компенсация.
Мне, увы, ничего не причитается, хотя я и есть та самая жемчужина, обученная в элитной женской академии по образу и подобию самых полезных и покладистых жен.
Дон Агати захотел, чтобы его блудный сын вернулся домой, стал его правой рукой и обзавелся семьей. Выбрал для сына подходящую невесту, меня. Сделал моему брату предложение, от которого не отказываются, если хотят остаться в живых. Брату пришлось согласиться выдать меня за Орсона Агати.
И вот мы празднуем помолвку.
Без жениха.
Что бы ни случилось, я справлюсь. Все выдержу. Если, конечно, праздник не закончится кровавой бойней.
Бальный зал знаменитого дворца Олимпии сияет в свете венецианских люстр. Лучи отражаются в отполированном до блеска паркете и серебряных блюдах в руках официантов.
Я задыхаюсь посреди этой красоты.
Глава 2
А ведь я знала, какой он, Орсон Агати. Предчувствовала, что он не обрадуется навязанному браку и не подчинится отцу, от которого сбежал десять лет назад.
Бабник, прожигатель жизни, избалованный, грубый, своевольный, эгоистичный, циничный… Вот какой он, Орсон Агати.
Дон Агати заверил нас с братом, что Орсон изменил отношение к жизни. Дескать, сын рад браку с жемчужиной синдиката и готов принять наследие отца и служить своим людям как будущий Дон. Не скрою, у меня оставались сомнения, потому что Орсон не приехал официально со мной познакомиться и отказался разговаривать по телефону. Однако Дон и его жена окружили меня заботой, передавали подарки якобы от Орсона и рассказывали, как сын занят, заканчивая дела в Корстоне, и как с нетерпением ждет возвращения домой и встречи с невестой.
Да и потом, раз помолвка состоялась, значит Орсон подписал договор?
Может, погода и вправду нелетная?
Оркестр, расположенный на небольшом возвышении, играет ненавязчивую музыку. Дон Агати отделяется от толпы и приглашает меня на танец. У него ледяные руки, а взгляд и того холоднее, но его арктический гнев направлен не на меня, а на блудного сына. Перед тем, как повести меня в танце, он говорит нарочито громко.
– Орсон очень сожалеет, что задерживается. Случилось нечто непредвиденное и весьма серьезное.
Он лжет на публику.
В тот момент жестокий и властный Дон кажется мне всего лишь печальным пожилым мужчиной, которому не справиться с собственным сыном и наследником.
Я была одной из лучших танцовщиц академии, но сейчас двигаюсь, как будто проглотила кол. На лице вынужденная улыбка, однако сердце полно печали.
– Ты молодец, девочка! – говорит Дон, опустив голову, чтобы в толпе не прочитали его слова по губам. – Держишься как настоящая жемчужина,
