в своем сотрудничестве некоей идеей – идеей личного предназначения.
101. – В мире нет материи и духа, но вся материя духовна и все духовное воплощено; беспредельное действует только чрез предельное, и всякое проявление предельного исходит из беспредельности. Поэтому движения материи, передаваясь чрез наши внешние органы мозгу, превращаются в ощущение и образ, и, наоборот, бесплотное представление о желаемом чрез посредство нервов и мышц вторгается в материальный мир и изменяет его; так личность перерабатывает материальное в духовное и наоборот. Орган, где совершается эта переработка, есть нервная система животного. Что реально: искра, пролетевшая между катодом и анодом, или возникший во мне духовный образ ее? Чтобы вылепить горшок, равно необходимы кусок глины и идея горшка. Эта идея существует так же реально, как глина, но она невидима, неосязаема, непротяженна: она иной природы, чем глина. И вот, будучи иной природы, как мы говорим – духовной, она входит в глину, которая – природы материальной, и преобразует ее; и каналом ее нисхождения в вещество служит нервная система горшечника. Очевидно, что нервная система сопричастна обеим сферам, то есть и духовна, и вещественна. Будучи сама духовной, она способна воспринимать идеи, и будучи вещественной, она способна действовать в материи, и обратно. Дантист зубчатой иглой извлекает из зуба тонкую кровавую ниточку нерва: взгляни на нее с благоговением: она обрывок той таинственной и священной сети, где совершается тайна бытия. Все измеримое в ней ученый измерит на тысячу ладов и откроет нейроны, электроны; но беспредельность есть жизнь ее непостигаемая, вторая сущность.
X
102. – Если человек в своей орудийной ярости позабыл древнюю правду, если трактует брата своего как организованный прах и закономерность праха, то не малый проступок совершает он и осудится не людским судом: он попирает взаимно – в брате и в себе – верховный закон природы и наказан в самый миг преступления. Как в реке валун обтирается о валун, так взявший себе раба становится рабом его, и чем сильнее порабощает, тем более рабствует{129}. И как господин обыкновенно не видит, что ради частных и осязательных выгод он губит общую выгоду свою, утратив покой и свободу, но видит это вольный сосед его и смеется над ним, точно так культурное человечество ослеплено орудийным соблазном. Распиная природу, сораспял себя ей человек, потому что он и она едино суть и всякое свершение вовне он совершает над самим собою. Но мне жаль не только его, обратившего в прах себя и меня, – мне жаль и поруганную тварь бессловесную и недвижную, все, что, рождаясь как личность, отдано во власть человека.
103. – Есть что-то призрачное в этом зрелище, как лучшая человеческая сила отделилась от человека и зажила в виде его двойника. Отделилось и неудержимо растет раздельное знание, заодно с ним растет техническое умение, и нет им дела до живой души. Необходимое знание! Безграничное уменье! За два века не
Ср. с диалектикой «господина и раба», которую Гегель развивает в «Феноменологии духа» (СПб., 1992. С. 103–104).
