последним бастионом старой французской школы, описывающей конфликт пятисотлетней давности с позиций национального противостояния[152]. Если новообращенные варвары склонны быть большими католиками, чем сам Папа, то российские историки в повторении мифов французского патриотизма порой умудряются перещеголять самих французов.
Подобный взгляд на историю принципиально исключает анализ, и в особенности анализ классовый. Националистическая мифология апеллирует к эмоциям. Она выискивает в средневековых источниках малейшие проявления патриотических чувств либо то, что может быть истолковано как проявление таковых (например, победные кличи армий и возгласы толп), игнорируя огромный массив свидетельств, убедительно говорящих об обратном. А понятие «своих» и «чужих» задним числом интерпретируется в духе государственного патриотизма.
Разумеется, Столетняя война имела прямое отношение к возникновению современных наций, поскольку была связана с формированием национальных государств. Однако в Англии новое государство, начавшее формироваться еще до войны, к ее исходу переживало кризис, завершившийся обрушением всего политического здания. И наоборот, во Франции новый государственный порядок стал складываться только к концу противостояния, а завершилось его становление значительно позже. Реальная история Столетней войны – это не только и не столько история борьбы англичан и французов, сколько история серии гражданских войн в самой Франции, сопровождавшихся чередой английских интервенций. Завершение французской гражданской войны и консолидация нового государства, в свою очередь, обернулось крахом политической системы и вспышкой гражданской войны в Англии.
Война началась в результате обострения сразу двух тлеющих конфликтов, которые возникли значительно раньше. С одной стороны, принадлежавшая английскому королю Гасконь (то, что осталось от домена Плантагенетов во Франции) была постоянным яблоком раздора между Парижем и Лондоном. С другой стороны, фламандские города, отстаивавшие свою самостоятельность по отношению как к местным сеньорам, так и к французскому королю, стремились получить поддержку Англии. Поставки шерсти во Фландрию были важнейшим фактором английской экономики – от них в большой степени зависели и королевский бюджет, и доходы купцов, и поступление денег в сельское хозяйство. В свою очередь, перманентный финансовый кризис, переживаемый королевским правительством Франции, толкнул его на действия, обострившие обе проблемы разом. С одной стороны, усиливалось французское давление на богатую Фландрию, с другой – в Париже в очередной раз решили конфисковать домен Плантагенетов в Гаскони (Гиень). Такие попытки предпринимались уже несколько раз и регулярно заканчивались соглашениями. Однако на сей раз терпение лондонского двора лопнуло. Дело усугублялось тем, что правивший в Англии Эдуард III имел на французский трон не меньшие, а может быть и большие права, чем новая династия Валуа, совсем
В ряду позднесоветских и продолжающих эту же традицию российских исследований особенно тягостное впечатление оставляет книга
Фруассару приписывается оценка битвы при Азенкуре, которую он не мог сделать просто потому, что умер задолго до этого сражения (с. 292). Рассказ об этой битве полон нелепостями, особенно удивительными, поскольку в списке литературы указаны английские и французские труды, содержащие подробное описание сражения. В частности, Басовская утверждает, будто английские лучники «атаковали» французских рыцарей, а затем «отходя» вбивали колья, причем это был «новый прием» (с. 290). На самом деле англичане только обстреливали французов, провоцируя их на атаку (трудно представить крошечное войско Генриха атакующим огромную массу неприятельских латников). Вбивали колья лучники не отходя, а приблизившись к французским позициям. Прием был далеко не нов, а при Азенкуре применить его в полной мере не удавалось: из-за размытой дождем почвы колья падали. Неточности имеются и при переводе имен: «ужасный» Роберт Ноллис превратился в Роберта Кноллиса (с. 239). Последняя ошибка вызывает вопрос о том, насколько были использованы и поняты английские источники, указанные в книге. Несмотря на пространный список английских изданий, в работе Басовской не удается найти следы работы или хотя бы знакомства с ними. Например, в ее книге содержатся ссылки на Хронику Уолсингема (
