поторапливал нас, чтобы собирались быстрее.
Оракул. Судьба. Предзнаменование. Прорицание. До сих пор я была свободна. Я была обычным ребенком – по крайней мере, мне так казалось. Отныне моей жизнью распоряжались они – оракулы и боги с их предначертаниями. Они сотворили меня.
Отец спешил. Он быстро шагал, наклонив голову, словно бодаясь с ветром. Вдруг дорогу нам преградил огромный камень, раздался резкий крик. На верхушке камня взгромоздилась старуха в черном балахоне с капюшоном, которая походила скорее на грифа или ворона, чем на человека.
– Ты! Ты! – скрипучим голосом прокаркала она.
Отец остановился. Мы тоже. Он подошел к ней и приподнялся на цыпочки, чтобы лучше слышать, а она свесилась с камня и что-то говорила ему. Он нахмурился, покачал головой. Он возражал ей – я поняла по его жестам. Затем он вернулся за мной и потянул меня за руку к старухе.
Я упиралась. Зачем он заставляет меня? Я вывернулась и хотела отбежать подальше.
– Девочка, девочка! – прокричала старуха своим отвратительным скрипучим голосом.
Тогда отец подхватил меня на руки, быстро подошел к старухе и, как я ни извивалась и ни пыталась вырваться, протянул меня ей. Она наклонилась, вцепилась мне в голову, и ее голос изменился. Она стала издавать странные, загадочные всхлипы. Ее пальцы, как когти, впились мне в голову, и я испугалась, что она оторвет ее.
– Девочка должна жить в Спарте, в Спарте. – Теперь старухин голос звучал как плеск воды в колодце у входа в Дельфы: глухо, словно из глубины. – Она посеет вражду между Азией и Европой, из-за нее начнется великая война, и множество греческих мужей погибнет!
– Пустите меня, пустите! – кричала я.
Но отец держал крепко. Старуха громко дышала, ужасный звук, исходивший из ее груди, напоминал полухрип-полурычание. Мать стояла поодаль недвижно, окаменев. Больше всего пугала меня беспомощность родителей перед этой старухой. Как будто она обладала загадочной силой, которая парализовала их.
– Троя, – бормотала она, – Троя…
Внезапно чары рассеялись. Старуха затихла, перестала хрипеть и отпустила мою голову. Кожа под волосами горела. Я обмякла на руках у отца.
Мы продолжили свой путь в гору, к знаменитой пифии, которая сидит в потаенном зале и вдыхает пары земли – так она разговаривает с Аполлоном и передает его слова людям[1]. Отец вошел к ней. Не знаю, что она сказала ему. Я никак не могла оправиться от потрясения после встречи со старухой.
– Эта старуха – сивилла. Так называют женщин-пророчиц, которые пришли с Востока, – пояснила мне Клитемнестра. – Она бродит по свету и предсказывает будущее. Сивиллы древнее оракула и важнее его.
Уж Клитемнестра-то разбиралась в таких вещах. Во-первых, она на шесть лет старше меня, а во-вторых, много времени уделяла изучению гаданий и предсказаний оракулов.
– Все, что говорит сивилла, сбывается. Всегда. Оракул –
Прорицания передавались через жрицу, пифию, которая находилась в состоянии медиумного экстаза, и трактовались жрецами, которые не отличались неподкупностью. Прорицания были заведомо двусмысленными.
