возникло шевеление. Загрохали лавки, стулья. Зашелестели ноги по деревянному полу. Мелькнули, вскинувшись, как вороньи крылья, черные мантии, замельтешили мелово-белые парики.
Когда зал постепенно осел, на возвышении стали видны важно рассевшиеся присяжные, судья, адвокат с прокурором. Чуть в стороне, закованный в цепи сидел невысокий человек. От зала его отделяла решетка, создавалось впечатление, что, он посажен здесь для развлечения толпы, как мартышка в зверинце иного вельможи.
На обезьяну, тем не менее, человек не походил. Полу он был мужеского, росту, как уже было сказано, невысокого. Лицо, не смотря на морщины, сохранило молодость и подвижность, особенную живость придавали ему глаза задорные и печальные одновременно. Подбородок пестрел неровной щетиной, на высокий лоб свешивались вьющиеся седые локоны.
– Итак, – загундосил все тот же голос. – Сегодня мы рассматриваем дело Петера Уолли Перста. Означенный Перст обвиняется в пособничестве дьяволу. А так же вершении богомерзких магических, алхимических и прочих опытов. А так же продажи души. А так же, – гундосый не нашелся, что еще сказать, но, не сменяя темпа, совершенно без пауз закончил. – А, впрочем, вышеперечисленного вполне достаточно, в связи, с чем прошу высказываться. Господин прокурор, сэр.
Подсудимый звякнул цепями. Поднялся прокурор. Толстый красномордый потеющий дядька. Он постоял картинно перед залом, собираясь с мыслями, после чего махнул рукой и выдавил:
– Заслушаимти свидетеля. Вот.
– Слушается свидетель от обвинения, – провозгласил гундосый. – Антониан Аврель по прозвищу Гнутый. Горшечник.
Горшечник поднялся на возвышение, повернулся вполоборота к залу и так же к суду.
– Мое почтение.
– По существу, – пискнул прокурор, усаживаясь на место.
– По существу, – кивнул Гнутый. – Вот захожу я шестого дня к этому, – он ткнул корявым пальцем в сторону Перста. – Захожу так… так… так просто мимо шел, отчего не зайтить. А он мене за грудки хватаить и волочет в подвал. А там у него всякие склянки, дымиться что-то, булькаить. Вооот…
– По существу, – прогундосил знакомый голос.
– Будьте-нате, – выставил вперед ладонью руку Антониан Аврель. – Так этот вот богохуйник…
– Богохульник, – поправил гнусавый.
– Нам однохульственно, – растекся в кривой улыбке Гнутый. – Так он мне и говорит…
Горшечник запнулся и посмотрел на судью, тот перевел взгляд на прокурора. Прокурор в свою очередь потупился и исподлобья стрельнул глазками в Гнутого.
– Стало быть, и говорит, – поймав взгляд прокурора, затараторил горшечник. – Давай я тебе золото делать буду. Я спросил чего взамен, а он потребовал мою душу.
– Петер! – вопль мог поднять и мертвого. – Пеееетеееер!
Перст оторвался от реторты. И выглянул в щель между ставнями. Внизу под окнами надрывался горшечник Тони, которого неизвестно за что прозвали Гнутым.
