где то в лесу, затрещало, послышалось хлопанье крыльев, крики птиц. Он оглянулся, прислушался. Возможно это был кто-то из оппонентов, а возможно и какая-нибудь тварь из местного бестиария… Кто знает?
– Неплохо, очень даже неплохо. – он отрезал еще кусок, сунул в рот, шлепком прибил какую-то тварь наподобие комара на шее.
После того, как от зверька остались только кости, он обмыл руки в ручейке, и залез повыше на раскидистое дерево, где и лег спать. Снизу было темно, сверху, сквозь листву, ему подмигивали белые холодные звезды, в вышине величаво плыла пара небольших лун.
– Красиво. – подытожил он, закрыл глаза и почти сразу уснул.
* * *
Жизнь вообще очень часто была скучна. Нет, сначала многое было интересно, а еще раньше даже страшно, хотя… Скорее всего так казалось. Слишком уж многие говорили, что то или это должно было быть страшным, вот он и поверил через многие годы, сам себя убедил, что боялся тогда. А это не страх был, это был интерес другого рода, другого порядка – интерес с опаской, потому как тогда многого не знал, многое не понимал.
С младых ногтей отец приучал его к «работе». Так он это называл. Отец, широкоплечий, с большой, не по росту рукой протезом, вечно при кителе, вечно при выправке, вечно при именном оружии, сразу решил – кем станет его сын. Как и дед, как и прадед, как и… Все в роду были военными, все в роду были героями: каждое поколение вписало себя в войны, отметилось в мирах федерации, принесло еще с десяток другой наград в общую копилку рода.
У него, у маленького тогда еще, Гешки, не было другого варианта, не было шанса на другую жизнь. Отец, пока Гешку еще нельзя было подключать к программе полной имитации, нанимал «репетиторов», что делали ему растяжки, учили как правильно бить, как надо разбирать и собирать стрелковое оружие, как ориентироваться на местности, как делать захваты, проходить сигнализации, ликбез по юридическому делу, условиям найма, отступным, пунктам типовых контрактов. Ему казалось, что все так и должно было быть: мама готовила, садовник, молчаливый таунянин, подстригал газоны и кусты, а он, пухлый мальчуган Гешка, учился убивать, не выходил из дома, а за подарок почитал «увольнительную» – дни, когда не надо было до абсолютного изматывания бегать, стрелять, ползать, разбираться в схемах или еще в чем-то.
О том, что что-то тут не так, он догадался много позднее, лет в девять, когда рослый мальчуган, решил поиздеваться над Гешкой в очередной увольнительной. Мальчуган был не один, при нем была бандочка его прихлебателей: все как один нахохлившиеся, с поднятыми воротами безрукавок, жующие жвачку. Отец Гешки был неподалеку, но именно в момент, когда тот парнишка подошел отец пропал.
Мальчуган, жилистый, с белым шрамом через щеку и лоб, подошел к Гешке и, без прелюдий, умело нанес хук слева… вернее попытался нанести. Гешка ушел от удара, пошел на контакт, хоть и не рассчитывал на победу, заранее прикинув и рост и вес противника. Но, как ни странно, мальчишка не умел защищаться. Он не сумел пойти в контратаку, а ватага, что была с ним, не стала
