почему? Такой вопрос задаст сначала самому себе, а потом своему учителю Дик Стэнфорд, но случится это несколько позже, когда ничего уже нельзя будет исправить…
Хозяину Стэнфорд-холла, графу Уильяму Ральф Платтер безоговорочно понравился. Во многом потому, что учитель Ричарда приложил максимум усилий для достижения такого результата. Граф занимал немаловажное место в его планах, а Платтер, когда ему это было выгодно, умел становиться на удивление обаятельным и симпатичным.
Графу Стэнфорду всегда доставляло удовольствие общаться с крепкими, весёлыми и красивыми людьми. До своего ранения и отставки полковник Стэнфорд сам был таким. А в Ральфе – шесть футов роста, у него превосходная осанка, отличная улыбка на все тридцать два здоровых зуба, приятный грудной баритон, раскатистый смех. Сразу видно, нечванливый и лишённый спеси человек, хоть умный и знающий. Сам граф Уильям, как подлинный аристократ, никогда не чванился своим титулом и древностью рода. Гордился, конечно, но это совсем другое дело. При этом граф с величайшим уважением смотрел на людей хорошо образованных, постигших науки, владеющих теми знаниями, которых у самого Уильяма Стэнфорда не было.
Графу очень не хватало простого человеческого общества. Каждый день к себе в гости Генри Лайонелла не зазовёшь. А Платтер с видимым удовольствием выслушивал рассказы графа, часто задавая очень дельные вопросы, играл с графом в шахматы, до которых Уильям Стэнфорд был большой охотник, сопровождал графа на недолгих пеших прогулках в окрестностях Стэнфорд-холла, обсуждал с ним политические вопросы.
Стоит заметить, что Платтер отнюдь не занимался тем, что примитивно льстил графу Уильяму и подстраивался под него. Граф был весьма неглупым и опытным человеком, такую примитивную тактику он распознал бы сразу, и Ральф достиг бы результатов, прямо противоположных желаемым. Но Платтер действительно интересовался историей второй афганской кампании, он в самом деле любил шахматы и неплохо играл в них. Да ведь и взгляды на политику у графа Стэнфорда и учителя его младшего сына были схожими.
Так, как-то раз, прочитав свежий номер «Таймс», Платтер зашёл в кабинет графа, чтобы поделиться впечатлениями:
– Как вам это понравится, сэр! Болтуны из парламентской оппозиции требуют отставки правительства. Их, видите ли, перестала устраивать социальная стратегия кабинета. Боятся резкого полевения тред-юнионистского движения. Чартисты их до колик перепугали. Ну не ослы ли?
– Социальная стратегия? – Граф Уильям недоумённо пожал плечами. – Это что за зверь такой? И кого вы называете ослами, мистер Платтер, правительство или оппозицию в палате общин? Или чартистов?
– Это не зверь, это эвфемизм, – криво усмехнулся Ральф. – Всё равно что вместо «пьяная харя» сказать: м-м… «лицо в нетрезвом состоянии». Словосочетание «внутренняя политика» звучит для большинства людей слишком похабно. Потому что понятие, которое оно обозначает, просто одиозно. Вот и придумали
