се,
Она сосала здесь не только сушку…
И на спине тащила раскладушку.
Она была такая же, как все.
Шла Саша по Рублёвскому шоссе.
За нею следом шёл Андрей Рублёв,
Тот самый, что писал свои иконы
И свято чтил господние законы.
Но здесь он был загадочно суров.
За нею следом шёл Андрей Рублёв.
На иномарках мчались сквозь века
Какие-то невиданные звери.
Таким Андрей Рублёв, по крайней мере,
Не одолжил бы даже пятака.
На иномарках мчались сквозь века.
Шла Саша, шёл Рублёв, мы тоже шли.
Мы шли туда, куда нас всех послали,
Шли потому, что просто жить устали.
Мы шли к Кремлю, а не на край земли,
Шла Саша, шёл Рублёв, мы тоже шли.
Ведь только потому мы шли к Кремлю,
Что нам Любви Великой не хватало.
Заря над нами грозно хохотала…
Вдруг скажет президент: «Я вас люблю!».
Ведь только потому мы шли к Кремлю.
Возненавидел нас пьянющий в… хлам,
Не новый день, а пагубный, вчерашний.
Не бог, а он благословил не наше
На радость закордонным холуям.
Возненавидел нас пьянющий в… хлам.
Не президент, а несуразный бес,
Стоял у микрофона крайне пьяным:
«Всё отдадим друзьям за Океаном,
У них к богатствам нашим интерес!»
Не президент, а несуразный бес.
Рукой он нежно петуху махал.
Был жареный петух его собратом,
Не числился в несчастьях виноватым.
Продавшийся за центы либерал.
Рукой он нежно петуху махал.
Пришедшим он сказал: «Вы – жалкий смех!».
И Саша, и Рублёв, и мы узрели,
Что Дьявол этот у заветной цели,
Приковылял к ней нагло, без помех
Пришедшим он сказал: «Вы – жалкий смех!».
Рублёв изрёк: «А где же президент?
Здесь алчный враг и почитатель цента».
Никто из нас не видел президента,
И все мы обомлели на момент.
Рублёв изрёк: «А где же президент?».
К разграбленным местам брели мы прочь,
Лишённые и Армии, и Флота…
Россия, как стоячее болото,
Скоропостижно превращалась в ночь.
К разграбленным местам брели мы прочь.
Царили на погостах стон и плач.
Рублёв шептал, о чём-то вечном зная:
«Губителя России проклинаю!».
Лишь Саше улыбался вслед палач.
Царили на погостах стон и плач.
Ширь неба в безобразных петухах,
С заморских мест сюда летят ретиво
Творят беду российскую игриво.
Им Дьявол разрешил забыть про страх.
Ширь неба в безобразных петухах.
2.
На огромной чаше,
В ярости разбух,
Отдыхает страшный,
Жареный петух.
В страхе не забраться
В шкаф и под кровать.
С этим зверем, братцы,
Трудно воевать.
Он лежит, забот не знает
И гнусаво напевает:
– Уж я клюну без пощады
Среди ночи или дня.
Докатились, это же надо,
Позабыли про меня!
О спасенье не мечтайте.
