безумной пустынеймолчаливых созвездий взошли письмена…
Я никак не пойму ржавых пустошей речи,
средь погоста щедрот
ночи кречет,
как смерть, меня бьет.
Прогулка по пустыне
Этот цвет вверху до боли синь.
Облако, как первенец творенья,
бродит над поверхностью пустынь
на ладонь лишь до прикосновенья.
И под ветром черный солончак
шепчет, точно сутру или суру:
«Здесь простора глиняный костяк
можешь взять и написать с натуры.
И лови глазами этот свет,
молодой и жгучий, как богиня.
И стены и башен силуэт
прочитай как ˮсмертьˮ[4] на фоне синем.
И назад иди сквозь долгий день —
лагеря вдали увидишь точки.
Там палаток укрывает тень
и привозят воду в желтой бочке.
И, когда под вечер станут петь
и огонь запляшет на равнине,
позабудь про солончак и смерть
пред лицом смеющейся богини».
Сквозь Азию
Как скота к водопою поход,
шорстких гор желто-бурые шкуры.
Снег на острых вершинах блеснет,
как змеиные зубы Тимура…
До утра поезда тормозит
семафора кровавое око.
Закачается ночь, будто кит,
заскрежещет в степи одиноко.
А рассвета рассыплется звон,
и на кромке степи разогретой
затанцует босяк-горизонт
за латунную солнца монету…
Зной ярится, ноздрею сопя,
и рога его остры и длинны.
И, как время, глядит на тебя
в тамарисках цветущих руина.
Сиабский базар
Тут плодов сладких свалены купы,
трудно место найти для стопы.
Как косатка, взлетел острый купол
над планктоном толпы,
рыбу-солнце хватая зубами
за набухший лоснящийся бок,
чтоб заката багровое пламя
синь замазало, как кровоток.
И расслаблено, точно растенье,
когда грянет цикады прибой,
в темноты погружаясь теченье,
среди звезд поплывет над тобой.
Ангина
Я ехал наугад
без лишней амуниции —
уволенный солдат
Хорезмской экспедиции.
И книг заплечный груз
берег я, как халву,
и ждал меня Нукус
и самолет в Москву.
Когда заката свет
метался в желтом хрипе,
я получил совет
от самаркандских хиппи.
На полке у окна
я ехал сквозь равнину.
Меня во время сна
подстерегла ангина.
Бухарский эмират
пронзали жара сверла,
один лишь виноград
просачивался в горло.
Античность наяву
спеша увидеть скопом,
я улететь в Хиву
пытался автостопом.
Крылатого коня
заполнен
Арабская вязь слова «смерть» напоминает две башни и стену.
