Вера волшебным образом добывает продукты. Другие горожане варят кашу из полыни и охотятся на голубей. И только Вера на пятом году войны приносит реальные помидоры и чеснок с запахом чеснока. И её говядина точно не мяукала вчера на заборе. В сравнении с такими плюсами однообразие рецептов вообще не минус.
Блюдо символизировало Испанию, потому что ставили «Кармен». Никто не обольщался по поводу результатов. Только Паола Алерамичи сказала «хм». Она оперная дива, долго жила в Париже и отличала борщ от гаспачо.
Вечеринку устроили за день до премьеры. После горячего Паола захотела спеть. Она подошла к раскрытому окну и сказала:
– Какая гулкая в округе тишина! Какое в ней предслышание музыки!
– Паола, спой! – догадался муж певицы, известный дирижёр Бенедикт Фарнезе.
– Спой, Паола! – поддержал брат, уважаемый бандит Джузеппе Алерамичи.
– Спой, Паола! – подхватил Тони, молодой человек без фамилии, никому не знакомый и непонятно как проникший на закрытый семейный ужин.
Паола отнекивалась, ссылалась на общую измождённость. Мужчины не отступали. Никто не хотел прослыть негодяем. Паола сдалась на третьей минуте, как и положено оперной истеричке. Сказала «ну ладно» и запела в раскрытое окно.
Музыкой в Дорхольме считают любые весёлые звуки в сопровождении аккордеона и барабана. Свист, бубны и стекающий с музыкантов пот – вот надёжные критерии искусства. Хорошую музыку слышно за пять километров, под неё хочется плясать.
Паола пела заключительную арию Виолетты из Травиаты, но заработала только косые взгляды. Потому что ни ритма, ни юмора, ни барабанов, хотя бы. Ладно бы ещё эта сумасшедшая орала на мужа, её бы выслушали и поняли.
После войны, когда в магазины вернётся сыр, когда закончатся бомбёжки, осуждающий взгляд снова станет худшим, что может случиться с жителем Дорхольма. Паола была итальянкой и даже не поняла, насколько опозорилась.
Люди в комнате наоборот, получили огромное удовольствие. Больше всех восхищался муж певицы.
Дурной характер любимой он считал неизбежной гранью её таланта.
– Ты невероятна! – сказал Бено, когда ария закончилась.
– Я знаю, – кивнула певица.
– Богиня!
– Не останавливайся, продолжай.
– Но есть замечание.
– Предупреждаю, я могу ударить!
– Это платье слишком красиво. Зрители забудут про музыку!
– Тогда я разденусь и буду петь голой!
Мужчины рассмеялись, стали аплодировать, говорили «браво» и «белиссимо». Все были милы и обходительны.
Потом Бено постучал ножом по бокалу и встал во весь свой невеликий рост. Он сказал:
– Друзья мои, пришло время для важного объявления. Я родитель нашей оперы, мне и сообщать эту весть. Дело в том, что…
Над столом, как вулкан из океана, поднялся Джузеппе.
– Я скажу тост!
Бено пожал плечами, заткнулся и сел.
– Да, конечно. Я – потом.
Джузеппе волосат, пузат и обаятелен. Он руководит отделением мафии. Таких людей всегда интересно слушать. А ещё он старший брат Паолы, делится деньгами, советами и кухаркой. Он сказал:
– Я поднимаю этот бокал за величайшего из музыкантов!
Бено смутился:
– Ну что ты, не надо.
– За того, чьё творчество украшает мир.
– Прекрати, мне не удобно!
– Я пью за мою сестру Паолу! Ты – чудо, родная!
– Просто с языка снял! – поддержал Бено.
– За премьеру! – Джузеппе указал бокалом на прибитую к стене афишу. – Завтра нас ждёт грандиозный успех!
– За меня и за премьеру! – воскликнула Паола.
Выпили. Бено снова постучал ножом по бокалу.
– Друзья, такое трудно говорить, но я должен …
Дон Пепе снова прервал:
– Помолчи! Пусть скажет наш дорогой гость… как там тебя?
– Тони!
– Пусть скажет Тони!
Молодой человек до сего момента мял узелок с тряпками, сидя в углу. Теперь же встал и покраснел.
Присутствие незнакомого деревенского бугая смущало дирижёра. Это была его квартира, места в ней не много, и еда тоже вся расписана. Согретый вином Бено спросил прямо:
– Простите,
