важную роль в истории приватности и даже в истории истории. Архив – это приватное, история – публичное (тот факт, что сегодня архивы функционируют в основном как центры обмена информацией об авторских правах на хранящиеся в них документы, лишь подтверждает это различие). История делается не в архиве, но, когда история пишется, особое внимание обычно уделяется созданию сухого отчета для архива[26]. Несмотря на то что любой архив всегда разрознен и неполон, история опечатывает это беспорядочное пространство. История – это фасад. Еще в 1874 году в эссе «О пользе и вреде истории для жизни» Ницше писал:
[С]ущественное свойство современного человека – удивительное противоречие между внутренней сущностью, которой не соответствует ничто внешнее, и внешностью, которой не соответствует никакая внутренняя сущность, – противоречие, которого не знали древние народы.
[М]ы, современные… становимся… ходячими энциклопедиями. Ценность же энциклопедий заключена только в их содержании, т. е. в том, что в них написано, а не в том, что напечатано на обложке, не во внешней оболочке, не в переплете; точно так же и сущность всего современного образования заключается в его содержимом; на обложке же его переплетчик напечатал что-то вроде: «руководство по внутреннему образованию для варваров по внешности».
Интересно, что противоречие между внутренним и внешним Ницше выражает в образе дома, где, как он пишет, «беспорядочно, бурно и воинственно хозяйничает» память, которой приходится решать, либо «достойным образом принять, разместить и почтить чужестранных гостей», т. е. вобрать наши избыточные исторические знания – «невероятное количество неудобоваримых камней»[27], либо «опрятно разложить по ящикам» только то, что «представляется стоящим познания и сохранения». История – это публичная репрезентация такого домохозяйства.
«Всякая деятельность нуждается в забвении», тут же утверждает Ницше. Лоос, похоже, это понимал, если уничтожил все документы в мастерской. В лекции 1926 года он говорил:
Любой человеческий труд <…> состоит из двух частей – разрушения и созидания. И чем больше доля разрушения, когда труд человека состоит только из разрушения, [считается, что] это самый человечный, естественный и благородный труд. Понятие «джентльмен» невозможно объяснить никак иначе. Джентльмен – это человек, который совершает работу исключительно благодаря разрушению. Джентльменов рекрутируют из крестьянского сословия, а крестьянин занимается только разрушительным трудом.
Кому <…> не хотелось бы [порой] что-то разрушить?[28]
Разрушение как созидание. Уничтожение Лоосом своих следов дало начало масштабной созидательной работе по их восстановлению, породило бесконечную кампанию поиска этих следов. Кампанию, в которую поначалу были вовлечены только ближайшие друзья и сподвижники, но которую вскоре подхватило новое поколение соотечественников,
Ср.:
Марк Уигли выдвигал теорию о том, что идея дома связана с идеей пищеварения, а точнее, с преодолением расстройства пищеварения. См.:
