и толстые, как слон.
Очередь к главным воротам растянулась по огромному базару, шумевшему за стенами города, – в ней стояли мужчины, женщины и дети во всевозможных чужестранных одеждах, а также лошади, ослы и даже верблюды. Не желая вливаться в это море, мы пошли к воротам поменьше, с восточной стороны. Они предназначались только для высоких гостей. К ним вела вереница наспех построенных зданий, похожих на сараи, где заседали те, кто управлял воротами Костаны.
Вдоль дорожки цвели свежепосаженные цветы – первый признак того, что город восстанавливается. Люди, испытывающие острую нужду, не занимаются посадкой цветов.
У самых ворот я подошел к трем янычарам. У каждого на спине висела длинноствольная аркебуза, а на поясе – шамшир. В знак того, что они на службе, на них были форменные высокие шапки с тремя павлиньими перьями на макушке. Их шаровары были пышными и свободными, а кафтаны – бордовыми с золотыми пуговицами, как и подобало.
– Я маг Кева. А это – Апостол Рухи. – Я указал на Рухи, снова завернувшуюся в покрывало. – Мы проделали долгий путь из Зелтурии.
Один янычар вынул свиток и развернул его.
– Мои извинения, но я не нахожу ваших имен в списке.
– Нас не ждут, – ответил я. – Но весьма важно, чтобы нас немедленно провели к самому шаху Мураду.
Янычар со списком в руках пошептался с другим, и тот поспешил к одной из деревянных построек. Через минуту он вернулся с четвертым янычаром, по всей видимости, их капитаном, судя по золотому оттенку плюмажа.
– Ты утверждаешь, что ты маг Кева? – спросил капитан.
Его лицо было словно высечено из камня, а седые усы шевелились, когда он говорил.
– Да, это так. Я не хотел бы здесь задерживаться. Мы намерены повидать шаха Мурада до его послеобеденного сна.
– Я помню тебя, хотя тогда ты был немного старше. Я был с великим визирем Эброй, когда ты со своими забадарами столкнулся с нами под Лискаром. – Капитан опустился на колени, запачкав шаровары грязью, взял подол моего кафтана, поднес его ко лбу, а затем поцеловал.
Остальные янычары последовали его примеру, а я понятия не имел, что сказать или сделать.
Я мог только перейти к делу.
– Не говорите никому, что я здесь. Нас нельзя задерживать.
– Да, милостью Лат, проходите, – сказал капитан, вставая. – Храни тебя Лат, Кева.
– Храни тебя Лат, – повторили они хором.
Янычары расступились, и мы прошли в ворота. Их венчал каменный павлин Селуков, обнимая распростертыми крыльями всех входящих.
– Может, поэт из тебя и так себе, – сказала Рухи, когда мы шли по тенистому проходу, – но, похоже, ты настоящий герой.
Почему это слово прозвучало одновременно и похвалой, и ругательством?
– Я тот, кто я есть.
– Пытаешься быть скромным?
– А, по-твоему, я не скромен?
– Какой скромник будет летать туда-сюда в лодке?
– Я
