посторонился, впуская визитёров внутрь, а затем жестами пригласил пройти из прихожей в комнату и расположиться на диване. «Ему бы Магнитку строить, – неприязненно подумал Подлужный, присаживаясь, – а он в ресторанчике чашечки с кофе подносит».
– Расскажи-ка, Андрей, Алексею Николаевичу про ту ночь, – откидываясь на спинку дивана, распорядился Николай. – То есть то, о чём мы по телефону судачили.
– Мне почему та ночь запала…, – начал Фирстов, доставая сигарету из пачки. – Курить можно?
– Курите, – разрешил ему Алексей. – Вы же дома.
– Да, я же дома, – ухмыльнулся парень. – Та ночь записалась у меня в подкорку по двум причинам. Смена с воскресенья на понедельник, раз. А понедельник у нас выходной. И из-за самой Марины, два. Знойная женщина, как говаривал Остап Бендер. Она не то чтобы завсегдатай, но бывала у нас. С клиентами из обкома комсомола. Таких мы знаем в лицо. Они и место себе облюбовали у нас – в уголке, за пальмами. Там удобно: тебя не заметно, кому не положено.
– Так-так, – словесно простимулировал его Подлужный.
– Марина была не одна, – глубоко затянулся табачным дымом официант. – С мужиком. Я их туда, за пальмами, и пристроил. Они приехали довольно поздно. Около одиннадцати. Заказали сухое красное вино, водку, мясо, салаты. Да! попозже мужик заказал коньяку. Сидели, разговаривали, смеялись. Пару раз станцевали. Стали такие… Расторможенные. Потом, ни с того ни с сего, заспешили, резко засобирались и ушли. Пожалуй, всё.
– Всё-оо, – нараспев, повторил за ним Алексей. – Мужчина вам знаком?
– Нет, увидел впервые.
– Опишите его, пожалуйста.
– Ну, такой… кудлатый, что ли. У него богатая седая шевелюра. Не совсем седая, а с обильной проседью, вьющаяся. Затем, борода, усы… Борода – та же самая шевелюра, но только на подбородке. Да! Вы знаете, на кого он похож? На Будулая! Здорово на него смахивает. Ну, на того, что из многосерийного фильма про цыгана-кузнеца. В нём ещё Клара Лучко и этот… как его… Михай Волонтир играют. Только этот бородач интереснее, представительнее будет. И гораздо крупнее – полтора Будулая составит. С меня, где-то.
– А возраст?
– Далеко не молод. За пятьдесят.
– Во что был одет?
– Вы знаете, у меня сложилось впечатление, что он такой… богемный, что ли. Из прежних, что сходят с арены. Одет был вольно. Сейчас так не одеваются. Та-ак… Светлые широкие брюки. Светлая рубашка – в стиле шестидесятых. И на шее повязан лёгкий платочек.
– Вы не могли бы определить характер взаимоотношений между ним и Мариной?
– Простите, не врубился, – растерялся Фирстов. – Чего вы спросили?
– Иначе говоря, – растолковал ему Подлужный, – манера общения меж ними, как держались друг с другом: как отец с дочерью, или как руководитель с подчинённой?
– Скажете тоже! – широко улыбнулся Фирстов. – Как отец с дочерью… Ха-ха! Шутите? Ближе к тому, как любовники. Да что там – ближе. Натуральные
