смотрел на ее очаровательные губы, тонкую паутинку ресниц, нежную кожу, идеальные запястья и миниатюрные ручки.
– Зато вы прекрасны.
Она никак не отреагировала на комплимент и сказала:
– У каждой комнаты в этом доме – особая стать. Их отделкой занимались разные люди – лучшие специалисты своего времени. Здесь, например, выдержан стиль кватроченто.
– Я заметил, – сказал Фенвилл, оглядываясь вокруг. – Покажете мне остальные?
– Остальные сейчас пусты. Заперты, забыты. Я больше не собираю вечеринки.
– И много на ваш век пришлось вечеринок? – На вид девушке можно было дать лет девятнадцать от силы, или двадцать.
– Да здесь чуть ли не каждую ночь собирались люди. Дом всегда был полон. Ну, само собой, когда отец был жив. И мне приходилось отдуваться за хозяйку. Отец предпочитал, чтобы это была я, а не мать. А потом, однажды ночью, он застрелился, и я обнаружила, что на мне повис и этот дом, и целый ворох долгов.
– Какой ужас! И давно это произошло?
– Точно не скажу… много лет назад. Моя мать повредилась в уме после этого. Но она всегда была бесхитростной душой, бедная моя матушка. Отец ее на дух не переносил, вечно гнал прочь. А меня вот любил.
– Грустно это. Мне очень жаль. – И вновь Фенвиллу больше нечего оказалось сказать.
– Да, – серьезно ответила девушка, – разоряться – всегда трагично.
Фенвилл задумался. И опять, это не то, что он имел в виду. Глядя на огромные уголья в камине, он спросил вместо этого:
– Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы выйти в мир?
– Вот только вчера вечером я выходила в мир. Раньше я ходила в «Антресоль» с отцом. И до сих пор хожу туда, когда хочу подумать о нем или спросить его совета.
– Вот почему вы выглядели такой печальной?
Глаза девушки округлились, взгляд подернулся странной поволокой.
– Я любила своего отца. – Казалось, она вот-вот расплачется.
– Ох, извините. Я… я задал весьма бестактный вопрос.
– И мне нужно было, чтобы он сказал мне, как быть. – Девушка все еще смотрела на Фенвилла, растапливая его сердце и разум.
– Но… разве вы не упомянули, что он наложил на себя руки? – Слова были сказаны прежде, чем он успел обдумать их – вырвались-таки.
– Он до сих пор говорит мне, что делать, когда у меня проблемы. По крайней мере, он обычно так делает. Вчера вечером он почему-то молчал. – Ее голос был полон недоумения и сожаления. Она медленно отвернула голову. Суть ее речей была довольно-таки странной, но для Фенвилла все это с лихвой искупала трепещущая в сердце нежность по отношению к ней.
– Жаль, что он вас так подвел, – решил подыграть он.
Тут ей, похоже, пришла в голову новая мысль:
– Возможно, он послал вас дать мне совет? Вместо того, чтобы отдуваться самому. – Она чуть склонила голову, как бы задавая немой вопрос. – Это многое объяснило бы.
– Возможно, так оно и есть, – согласился Фенвилл.
