когда у нее появится немного больше времени. Я заметила, что она допустила небольшую ошибку в моем адресе, которую впопыхах и не очень-то успешно исправила. Почтальон, на счастье, меня знал. Я вполне могла принять на веру, что в доме Салли есть чем заняться – в подобных жилищах ни уборка, ни ремонт, как правило, не приносят чувства законченности, достижения пусть даже временного идеала. Такой дом, как голодная пасть, горазд поглощать и переваривать все усилия, направленные на его облагораживание. Я помнила Салли как очень, не по годам, развитую… но не могла вообразить, что обновлением отделки заниматься она будет сама. Строго говоря, я вообще не понимала, чем она там занята. И, пожалуй, не очень-то хотела понять.
Некоторое время спустя я встретила Салли в магазине, в который обычно не заходила – и мне, конечно, было любопытно, помнила ли подруга о том, что в этом конкретном месте меня обычно застать нельзя. Так или иначе, она была там, когда я вошла, – в тех же свободных брюках, но в белой блузке. Блузка смотрелась еще хуже, чем прежний джемпер, потому как была грязнее. Синий осенний плащ – кажется, тот же, в котором Салли ходила в школу, – плотно облегал ее ставшую заметно нескладной фигуру. Моя подруга казалась неряшливой, но что еще страшнее – нездоровой. Нервно сгребая продукты в очень древнюю дорожную сумку, она сиротливо маячила у дальней стороны прилавка, где никто больше не стоял – и это несмотря на полный людей торговый зал. Я твердо прошествовала к ней.
– Доброе утро, Салли.
Сперва она прижала к себе уродливую сумку, как будто я собиралась ее отнять; уже в следующую секунду – приняла нарочито расслабленный вид. Потом, не говоря ни слова, она развернулась – и зашагала к выходу.
– Ваша сдача, мисс! – обеспокоенно крикнул ей вслед молодой продавец.
Но она уже ушла. Другие женщины в магазине с любопытством смотрели ей в спину, будто какой-нибудь городской знаменитости. Затем ряды покупателей сомкнулись вдоль той части прилавка, где она стояла.
– Бедняжка, – неожиданно сказал продавец. Женщины злобно посмотрели на него, а потом оживленно загудели в своем узком кругу.
А затем с Салли произошел несчастный случай.
К этому времени уже не могло быть сомнений, что с ней что-то не так. Я всегда была почти единственным ее «контактом» в городе, и ее поведение по отношению ко мне мешало оказать помощь. Дело не в том, что мне не хватало воли или, как мне кажется, смелости; но я не могла решить, как подступиться к этой задаче. Так время и прошло в раздумьях, а потом Салли угодила под машину. Какие бы тучи над ней ни сгустились, они явно затуманили ей здравый взгляд на вещи – ибо, насколько я сумела выяснить, Салли попала под грузовик на Хай-стрит, выйдя из здания почты. Вскоре после этого я узнала, что она стала отказываться от доставки писем к себе домой, настаивая на том, чтобы их оставляли до востребования.
Когда ее доставили в поселковую больницу, за мной послала тамошняя медсестра по фамилии Гарвис. Все знали, что я – подруга Салли.
– Вы знаете, кто ее ближайший родственник? – строго спросила она.
