маета и страдания, – ты, безусловно, радуешь взгляд, но у нас тут как бы… дресс-код. Это же юдоль печали, храм скорби, место, где яркие цвета не приветствуются в принципе, а уж красный – тем более.
От возмущения я сбилась с шага и так резко обернулась, что мы едва не стукнулись лбами. Антон отскочил назад с прытью, явственно доказывающей – ему и раньше доводилось оскорблять женщин в их лучших чувствах.
Платье мое пришлось не ко двору! Карменовское! Он что, издевается?
– Разве люди все еще приходят за гробами сами? Я думала, их у похоронных агентов по каталогу выбирают.
– Всякое бывает. У нас по конторе гуляет история о том, как одна девица вообще забралась в гроб, чтобы лично проверить, удобно ли в нем будет ее усопшей бабушке. Правда, это давно было.
– Да не так уж и давно, – возразила я отстраненно, – восемь лет в октябре будет.
– А? – Он снова завис, уставившись на меня с видом папуаса, впервые увидевшего фонарик.
– Я поняла тебя, Антон, – проговорила смиренно, для пущего эффекта опуская глаза долу, – только черный, только хардкор.
У него была строгая белая рубашка, узкий темный галстук, старомодный костюм. Гробовщик при исполнении.
– Спасибо, – проговорил он с чувством и спросил осторожно: – А про каждый день ты же пошутила?
– Я? Да у меня вообще нет чувства юмора. Я все смешное с детства ненавижу, – и сама же поморщилась от девчоночьей обиды, злой струной зазвеневшей в моем голосе.
В ушах громыхнул смех в зале, а ноздри защекотал запах успокоительных капель бабушки.
– А я с детства ненавижу халву, – совершенно неожиданно и очень серьезно ответил Антон. – Она к зубам липнет.
– Спасибо, что поделился, – важно кивнула я и все-таки продолжила свой путь дальше.
Влево. Вправо. Влево. Вправо.
Гамлет Иванович, бог шаурмы нашего рынка, встретил меня с распростертыми объятиями.
– Славушка, девочка, – бархатно замироточил он, – красавица моя жгучая, ягодка моя сладкая, ласточка моя вороная, проголодалась, милая?
Я охотно расцеловала его в обе щеки.
Здесь, в пропахшей луком и пряностями кафешке, прошла половина моего детства. Бабушка оставляла меня с Гамлетом Ивановичем, когда ей требовалось отлучиться по делам, я ревела над его сладостями, когда меня дразнили в школе, и с ним же мы проводили бабушку в последний путь, намертво сцепившись ладонями.
У них был какой-то невозможный куртуазный роман: он угощал ее виноградом, а бабушка его – помидорами со своего огорода. По утрам они подолгу пили кофе из крохотных чашечек и курили длинные ароматные сигареты, по воскресеньям он приходил к нам на пироги.
– Это, стало быть, – Гамлет Иванович сграбастал Антона в могучие объятия, – твой муж?
Он дулся на меня целую неделю из-за того, что я не позвала его на бракосочетание с Алешей. Напрасно я убеждала его, что это тестовая свадьба, первая, не стоит преувеличивать ее значимость. В итоге клятвенно пообещала, что в следующий
