и это сбило Пан Юя с толку.
– Все это я натворил по собственному неразумию, господин, – обратился Пан Юй к Бао-гуну, – так что явите милость, будьте снисходительны.
– Значит, вы сознаетесь в своих проступках? Позвольте тогда спросить, кто и зачем подослал ко мне Сян Фу?
– Не знаю… – ответил злодей в растерянности.
Бао-гун распорядился привести Сян Фу.
– Повтори свои показания в присутствии господина!
– Теперь бесполезно отпираться, господин, – сказал Сян Фу. – Я уже во всем признался.
После этого Бао-гун велел впустить в зал родных и близких тех женщин, которых в свое время похитил Пан Юй. Отцы опознавали дочерей, братья – сестер, мужья – жен, свекрови – невесток. Началась суматоха, послышались рыдания.
Бао-гун приказал всем встать по обе стороны крыльца перед входом в зал и ждать оглашения приговора. Затем он обратился к преступнику:
– Вас следовало бы отправить в столицу держать ответ перед самим государем, но путь слишком далек, и я решил распорядиться по собственному разумению.
– Всецело полагаюсь на вас! – воскликнул Пан Юй.
Тут Бао-гун подал знак служителям, и они тотчас же притащили нож «голова дракона». Итак, с Пан Юем было покончено. Та же участь постигла и Сян Фу, только он был казнен ножом «собачья голова».
Что до Цзян Ваня, то он повесился в страхе перед грозящей ему карой.
Так была восстановлена справедливость, и люди с благодарностью кланялись Бао-гуну.
На обратном пути в столицу Бао-гун решил посмотреть, как живет народ в других местах.
И вот однажды, когда подъезжали к мосту Цаочжоуцяо, конь Бао-гуна заупрямился. Бао-гун дважды его хлестнул, но конь захрапел и стал пятиться. «Здесь, пожалуй, было совершено какое-то злодеяние», – подумал Бао-гун, подозвал Бао Сина и велел ему разыскать местного старосту. Тот не замедлил явиться.
Это был человек лет тридцати. Звали его Фань Цзун-хуа.
– Как называется эта местность? – спросил Бао-гун.
– Цаочжоу.
– Есть здесь казенный постоялый двор?[30]
– Казенного двора нет.
– А что за строение высится там впереди?
– Храм Небесного порядка.
Подъехали к храму. Навстречу вышел старый даос и провел Бао-гуна в западный флигель. Вслед за Бао-гуном вошел староста.
– В окрестностях храма кто-нибудь живет? – спросил его Бао-гун.
– Семей двадцать, не больше. Места здесь глухие.
Бао-гун приказал старосте оповестить жителей, чтобы шли с жалобами, кто пожелает, но таких не нашлось.
Тогда староста направился к разрушенной гончарне и крикнул:
– Кого несправедливо обидели, жалуйтесь господину Бао-гуну, он ждет в храме Небесного порядка.
– Меня несправедливо обидели! – тотчас откликнулся женский голос.
– Ай-я,
