чудесной.
– Нет! – возразила Елизавета. – Более чудесной! Гораздо более чудесной!
Она сразу же поняла суть этой более чудесной вещи, и не только она, но и ребенок, живущий в чреве ее, ибо взыграл он в своем убежище, словно от великой радости. Елизавета возложила ладони на живот свой и легонько прижала, словно испугалась, что ребенок вырвется на свободу с возгласом аллилуйя на устах.
– Вот где истинное чудо! – провозгласила Елизавета. – Блаженна ты среди жен, и блаженно дитя, что понесешь ты в чреве своем. И на меня пало благословение Божье, ибо мать Господа нашего явилась мне. Благословенно и мое дитя, ибо надлежит ему приготовить мир к явлению Бога.
Считается, что именно в эти дни, когда гостила Мария у Елизаветы, сложила она песню, что была одновременно и молитвой. Однажды утром, когда кормила она цыплят, слова явились ей:
– Душа моя прониклась величием Господа моего, и возрадовалась я, провидя Спасителя, ибо бросил он благосклонный взор на самую скромную из рабынь своих. И узнала я от него, что благословенной буду я в чреде поколений, и сила его и слава снизойдут на меня [5].
И замолчала Мария, словно ей требовалось время, чтобы сердцем своим принять то, что было дано ей. Слова же ее записал Захария, который за время своей немоты стал изрядным писателем, и занес молитву Марии на табличку, которую позже, всю в пыли, нашли в доме его, когда ни его, ни жены его уже не было в живых. Мария же два дня спустя продолжила, поглаживая одного из двух осликов, пасущихся за домом на свежей траве:
– Да святится имя его! И милость его прольется на поколения тех, кто страшится его. Руки его – это руки, полные мощи. Он рассеял гордых в сердце своем, низложил сильных с престолов их и вознес смиренных. Насытил он алчущих, а богатых отпустил с ничем.
И уже через несколько дней, собирая цветы, завершила она свою песнь-молитву:
– И принесет он свободу Израилю, и выполнит обещание свое, данное отцам народа нашего, и будет вечно милостив к семени Авраамову. Аллилуйя! Аллилуйя!
Захария, хоть и был поражен немотой, здоровьем отличался отменным и аппетита не терял. Однажды за обедом он принял самое деятельное участие в разговоре, который его жена вела с родственницей своей, – кивал, хмыкал и посвистывал всякий раз, когда разговаривавшие ждали от него поддержки.
– Думаешь, он поверит? – спросила Елизавета, проглотив изрядную порцию жареной рыбы.
– Поверит! Ведь и к нему явится ангел Господень.
Захария, услышав эти слова, скорчил гримасу ужаса, показывая, какого страха он натерпелся, когда встретился с архангелом.
– Все свершится в свое время и по воле Господа, – проговорила Елизавета. – Сначала ему предстоит пройти испытание сомнениями. Однако наш Господь – большой шутник, если устроил так, что и его сын, и тот, кто должен провозвестить его приход, зачаты там, где зачатие невозможно. И родятся эти дети не из похоти, не из страстных объятий, но из чрева, не знающего мужского семени, и чрева, давно иссохшего.
В своем романе «Человек из Назарета» Э. Бёрджесс опирается на тексты Священного Писания – не только канонические, но и апокрифы. Но, вводя материалы Библии и Евангелия в свой текст, он дает не столько их точное, следующее канону изложение (как это представлено, допустим, в Библии короля Якова), но предлагает свою, художественную интерпретацию священных текстов, подчас далеко отходящую от «буквы» Писания. Русский перевод, в целом ориентируясь на дух и букву синодального перевода, в соответствующих местах также, повинуясь воле писателя, отклоняется от евангелического канона. –
