Смех сквозь слёзы. Александр Гусаров

      За овсами вниз катится солнце

      Из-за тына в дорогу светя,

      По-ребячьи ушами в оконце

      Шевелю я, отца веселя.

      Хорошо у родного порога

      Замечать, как ложатся теня

      И, похоже, стареет немного,

      Засыпая в растениях тля.

      Птичьи песни звучат надо мною

      Все сильнее, все тоньше, звеня.

      Зашагаю тропинкой кривою

      Себя быстрой походкой гоня.

      На дворе с губ попросится слово,

      И не капли душой не кривя,

      Будет слушать и плакать корова,

      Своей юной душою ревя.

      Посмотрю-ка на даль за дровами.

      У поленницы сяду, грустя,

      Выйдет дед с не своими губами —

      Пожилою ногою хрустя.

      И как старца по сути немого,

      Повзрослевшие ноги несли,

      Так у сына до боли родного

      Молодые усы проросли.

      Стало к вечеру смеркаться.

      В доме стихло. Как на грех

      Кошка села умываться,

      Пробуждая бабкин смех.

      Ветер знаний дул за полем,

      Не проехать, не пройти.

      Сорок лет дед не был в школе

      Все не мог её найти.

      Говорила вслух старуха,

      Что виной всему вино,

      И шепнула мне на ухо:

      Погляди-ка, внук, в окно.

      За окном скулила вьюга,

      Как сто тысяч разных бед,

      Керосинка шла угрюмо,

      Семенил за нею дед.

      Я присел у глыбы из гранита,

      С грустью что-то начал вспоминать:

      Как мне Пушкин был запанибрата,

      Как друг другу были мы под стать.

      Выйдем в высший свет мы с ним бывало,

      Я прочту какой-нибудь стишок,

      Он воскликнет: – Браво, Вова!

      Браво!

      Без оваций, – я скажу, – Сашок.

      Мы бродили часто с ним на пару,

      Близкие, как с грядки огурцы,

      И косился лишь Дантес коварный,

      Когда нам кричали: – Молодцы!

      Время то, конечно, не вернётся,

      Но тебе скажу, курчавый человек,

      Что куда оно ни повернётся —

      Я с тобой не пропаду вовек.

      Мне приснилась баба, не мужик

      Полная, веселая как люстра.

      За ночь к свету сильно я привык

      Не пойму, как мог потом проснуться.

      Да, такой был ласковый бабец

      Мы с ней оттопырились безбожно.

      Как же звали бабу, наконец,

      Ну, никак не вспомню – это позже.

      Вот сидит и думает мужик

      Мумрышки от этого по коже:

      «Ну к кому же я тогда привык?

      Позабыть её совсем негоже».

      Тут звучит над миром женский крик

      Громче поэтического стона,

      Чтобы с бабой встретился мужик —

      Мол, куда мы друг без друга оба?

      Так нашлись они – мужик и баба….