олевом и красивом лице. Но его будто совсем это не волновало. Не дрогнул ни один мускул. Черные глаза пристально смотрели вперед из-под тонких бровей. Смотрели с долей торжества и высокомерия. Руки уперлись в поясницу. Длинные пальцы отбивали дробь по доспеху. Но сей звук тонул в шуме дождя и треске горящего дерева. Воин не сводил взора с того, что виднелось в нескольких бу[1] от него.
Широкий курган в виде земляной насыпи прямоугольной формы, окруженный хвойными деревьями. Дождь тихо шумел меж раскидистых елей, стоявших абсолютно неподвижно. И венчало эту насыпь основание, с которого мир созерцал идол. Каменное изваяние. Спокойное и хладнокровное. Будто не было того пожара, сейчас уничтожавшего земли, что он должен сберегать.
Воин посмотрел статуе прямо в глаза. Пустые и беспристрастные. Тонкие губы под прямым носом подернула презрительная усмешка.
«Не помог ты своим подданным, каменный истукан. Оно и неудивительно. Я ведь знал, что нет в мире силы могучей и сильней, чем воля Шанди[2]. А ты… тебя просто нет».
От лицезрения идола его отвлекли шаги. Воин обернулся через плечо.
Два верных бойца остановились позади. Медные наконечники копий намокли и блестели в пламени огня. Глаза на суровых и гладковыбритых лицах смотрели прямо перед собой. Но они не смели поднять взгляд выше дозволенного. Никто не смел взирать на Повелителя выше его подбородка. Кожаные нагрудники потемнели от влаги. Плечи и спины прикрывали плащи из шкур – волчья на первом и тигриная на втором. Наколенники оказались измазаны бурыми пятнами запекшейся крови. Но она принадлежала не им. Воин не заметил и царапины на телах своих верных бойцов. Кроме трех шрамов на левой щеке одного из них. Однако те были получены давно.
«Напоминание всем о его беззаветной верности и нашей дружбе».
– Бо[3] Лаоху, – чуть поклонился тот, что со шрамами и в тигриной шкуре.
– Что имеете сказать мне, Фу и Янь? – властно поинтересовался их господин.
– Мы захватили множество пленных у западных ворот, – четко доложил Фу.
– Они отреклись?
– Да, бо, – подтвердил Фу и холодно добавил, – иначе давно отправились бы к духам.
В этот момент шрамы на щеке зачесались, но он не рискнул провести ладонью по лицу в присутствии бо.
– Замечательно, – удовлетворенный, кивнул Лаоху, – нам понадобятся рабочие для строительства, – взгляд черных глаз вновь перешел на каменное изваяние, – этот город нуждается… – Повелитель на мгновение задумался, – в изменениях.
– Однако защитники восточных ворот еще не думают сдаваться, – встрял Янь.
– Правда?
– Чистая, как горный ручей, светлейший. Они словно медведь, разбуженный во время спячки.
– Вот, как? – Лаоху резко обернулся, – это правда?
– Да, – подтвердил Фу, – правда, бо.
– Хм. Без них мы как-нибудь обойдемся. Они сами выбрали свою участь. Когда подавите, отрубить всем головы и насадить на копья. А затем выставить перед воротами, которые они так тщетно пытались защитить. Пусть их духи послужат для нас рабами.
– Будет исполнено, – холодно отчеканил Фу, будто речь шла о перевозке на рынок свежих овощей.
Лаоху же снова воззрился на истукана. Тот продолжал отвечать ему спокойным и равнодушным взглядом. По непонятной причине это начинало бо раздражать.
– Видите его? – кивком он указал на идола.
– Конечно, светлейший, – молвил Янь, – мы прекрасно видим.
– Его нужно уничтожить. Этот лик пособников язычества, – глаза Лаоху сузились, – на его месте должен стоять Храм предков. Моих предков. Наших предков.
– Твой приказ будет выполнен в точности, бо, – кивнул Фу.
– Тогда принимайтесь за дело, – махнул рукой Лаоху, – но сначала сломите тех, кто смеет сопротивляться воле Шанди.
Два верных служителя господина поклонились. Не слишком низко, но и не слишком вяло. Затем, не произнося ни слова, направились в сторону восточных ворот. Их сандалии громко шлепали по влажной земле.
Лаоху остался один. Звуки боя и крики поверженных врагов стали медленно отдалятся. Вскоре они стихли совсем, и наступила тишина. Мрачная и вязкая. Только треск пожара, да барабанная дробь моросящего дождя. Бо еще раз окинул взором каменного идола. Воин закусил нижнюю губу, как будто о чем-то задумался. Наконец, он стряхнул оцепенение и, бросив прощальный взгляд, гордой походкой отправился вслед за своими людьми.
Изваяние безмолвно смотрело ему в спину пустыми глазницами.
Молодой воин тяжело дышал. Он сидел, облокотившись о борт перевернутой телеги, и до
