признался он Смайку – Я такой еще не видел!
Отдав таким специфическим образом дань уважения друг другу, приятели пожали руки.
– Я тебе еще не представлял? – в прежней тональности продолжал Креш, подталкивая к Смайку Погорельца.
Разговоры в доме геологов обычно совершали очень крутые повороты, но никогда не сходили с рельс.
– Ванька! – закричал Смайк, схватив Ивана за плечи. Возопил он с такой буйной радостью, что посторонний мог бы, пожалуй, только испугаться.
– Эмигрант! Беженец! – Погорелец действительно испугался, растерялся, попытался выскользнуть из цепких лап Смайка. Но если даже вертлявому коту не всегда удавалось это сделать, то что говорить о человеке?
– Что же вы сразу не сказали? – внезапно рассердился Смайк.
– Ну, ты сам догадался! – пожал плечами Креш – Да и потом, что за сенсация?
– Ну вот! – не переставая обиженно смотреть, проговорил Арсений – Рассказывал про него, а, приведя, не показал! Да ты, Креш, просто хам!
– Да обычный человек! – продолжал недоумевать Коля – А ты устроил невесть что!
– Это же повод выпить! – закончил мысль Смайк.
Креш, собиравшийся еще что-то сказать в противовес хозяину, замер на мгновение и быстро нашел выход.
– Уж извини! – обратился он к Смайку с кротким взором – По глупости забыли сказать!
Пока Арсений выискивал Столичную, гости расселись за столом. Искал Смайк недолго, но выпили за еще более короткий срок. И сразу прошла первая, нервно-возбужденная стадия пьянства, и всех охватила мечтательно-сентиментальная ностальгия. Румелин сидел у окна и смотрел, как мало-помалу гаснут звезды окон. Засыпали все, даже те полуночники, которые дотянули до этого часа. И Кирилла охватывало чувство затерянности в огромном, беспредельном мире.
– Грустно, братцы! – сказал он, не заботясь о том, слушают ли его – С какой стороны ни посмотри, у нас была хорошая жизнь; вольготная… и все кончается сегодня ночью!
– Да-а-а… – потянул Креш. Почувствовалась во вздохе его сердечная тоска, обычно многословно изливаемая. Но, вопреки ожиданию, Креш не стал говорить. Но хотя почти ничего сказано не было, веселье как-то разом улетучилось… Тяжелое молчание нарушили первые строки песни, которую затянул Румелин. Пел он робко и тихо, словно для себя одного:
Хазбулат удалой
Бедная сакля твоя
– Ха! – хлопнул себя по колену Креш – Вот это по-нашему!
И уже весь стол подхватил неторопливую песню:
Золотою казной
Я осыплю тебя
Дам коня, дам кинжал
Дам винтовку свою
Но за это за все
Ты отдай…
Подвыпивший хор оборвали на самом задушевном месте. После
