phasis>Его мертвые глаза, какими они стали в тот самый миг, когда в них угасла жизнь. Пиппа видела мертвые глаза на чужих лицах, в глубине теней, а иногда – в зеркале у собственного отражения.
Сейчас она видела их тоже – уставились прямо на нее. Глаза дохлого голубя, валявшегося на дорожке возле дома. Неподвижные, напрочь лишенные жизни. В них отражалось, как она стоит на коленях и тянет перед собой руку, зачем-то решив дотронуться до мертвой птицы.
– Пиппетка, ты готова идти? – спросил за спиной отчим.
Он с громким хлопком закрыл входную дверь, и Пиппа вздрогнула – в хлопке почудился звук выстрела. Их она тоже слышала постоянно.
– Д-да, – выпрямившись, сказала Пиппа, с трудом пряча дрожь в голосе.
Дышать, надо просто дышать.
– Глянь. – Она зачем-то показала на мертвую птицу. – Дохлый голубь.
Отчим наклонился посмотреть, сморщив нос, отчего кожа вокруг глаз пошла морщинками. Безупречный костюм-тройка смялся на коленях. На лице появилось очень знакомое выражение – он собирался сказать нечто смешное и нелепое.
– Голубятину на ужин заказывали?
М-да, как и ожидалось. Отчим постоянно отпускал дурацкие шуточки – хотел, чтобы Пиппа, несмотря ни на что, улыбалась.
Та покорно выдавила улыбку и съязвила в ответ:
– Только если к ней подадут крысиный паштет.
Она заставила себя отвести взгляд от мертвой птицы и накинула на плечо рюкзак.
– Ха! – Отчим торжествующе хлопнул ее по спине. – Люблю кладбищенские шуточки.
Он тут же изменился в лице, осознав, что именно сказал. В безобидных на вид словах почудился скрытый смысл. Смерть преследовала Пиппу повсюду, даже сейчас, ясным августовским утром. Казалось, теперь вся ее жизнь вертится исключительно вокруг смерти.
Отчим тряхнул головой и кивнул в сторону машины.
– Садись. На подобные встречи опаздывать нельзя.
– Разумеется, – буркнула Пиппа, открывая дверцу и занимая свое место. Она не знала, что еще сказать. Мысли остались далеко, на дорожке рядом с голубем.
Вскоре их машина въехала на парковку возле железнодорожного вокзала Литтл-Килтона. Там было людно, в ровных рядах пригородных поездов сверкало солнце.
Отчим вздохнул.
– Какой-то гондон на «порше» опять занял мое место!
Словечко «гондон» он перенял у Пиппы, и та успела не раз пожалеть о своем длинном языке.
Пустые места нашлись лишь в самом конце парковки рядом с сетчатым забором, куда не доставали камеры. В бывшем пристанище Хоуи Бауэрса. Деньги в одном кармане, крошечные бумажные пакетики – в другом… Не успела Пиппа опомниться, как щелчок ремня безопасности превратился в стук ботинок Стэнли Форбса за спиной. Спустилась ночь, Хоуи был не в тюрьме, а прямо здесь – под оранжевым фонарем, прятавшим в тени его глаза. Стэнли подходит к нему, обменивает купюры на свою жизнь. Поворачивается к Пиппе с мертвыми глазами, а в груди у него появляются шесть дыр; кровь течет по рубашке на бетон и почему-то попадает ей на руки. Те по локоть в красном, и…
– Идешь, Пиппетка? – Отчим уже открыл ей дверцу.
– Иду, – ответила Пиппа, вытирая ладони о брюки.
Поезд до Лондона был переполнен; они стояли, прижимаясь к другим пассажирам, неловко улыбаясь и кивая, если вдруг случайно кого-то толкнут. Металлический поручень проходил слишком высоко, поэтому Пиппа держалась за локоть отчима.
В поезде она дважды заметила Чарли Грина. В первый раз – в стоявшем спиной мужчине; потом тот повернулся взглянуть на карту метро. Во второй раз – в человеке, который поджидал их на платформе, сжимая в руке пистолет. Но когда тот зашел в вагон, черты лица поплыли, потеряв всякое сходство с Чарли, а оружие превратилось в зонтик.
Прошло четыре месяца, однако полиция его так и не поймала. Жена Чарли Грина, Флора, восемь недель назад явилась в полицию с повинной; оказывается, в бегах они успели расстаться. Она не знала, где ее муж, но в интернете ходили слухи, будто ему удалось добраться до Франции. Пиппа все равно повсюду его высматривала: не потому, что ей хотелось, чтобы его поймали, а потому, что было нужно, чтобы его нашли. Именно эта разница определяла главную причину, по которой ее жизнь никак не могла вернуться в привычное русло.
Отчим перехватил ее взгляд.
– Волнуешься? – спросил он, перекрикивая скрип колес, когда поезд замедлил ход возле Марилебона. – Все будет хорошо. Просто слушайся Роджера, ладно? Он отличный юрист.
Роджер Тернер работал адвокатом в фирме отчима и, похоже, неплохо разбирался в делах о клевете. Он ждал возле старого конференц-центра
