женщинам. Сказал жене, что наследницей после его смерти станет не она, а ей достанется всего-навсего восьмая часть, меньше которой оставить нельзя, следуя закону ислама. Затем он перенес гнев на детей и начал с того, что накричал на Атту за то, что тот недостаточно умен: “Кретин! Наказал меня Бог таким сыном!” – после чего переключился на дочь, которую обвинил в похотливости, поскольку та выходит в город с открытым лицом, нарушая правила, непреложные для честных мусульманских девушек. С этой минуты и впредь, распорядился он, дочь больше не должна покидать женскую половину.
Так ничего и не съев, Хашим ушел к себе, где тотчас уснул глубоким сном человека, наконец облегчившего душу, нимало не заботясь ни о рыдавшем навзрыд оскорбленном семействе, ни о еде, остывавшей на буфете под взглядами остолбеневшего слуги.
На следующий день Хашим разбудил домашних в пять утра, заставив их выбраться из постелей, совершил омывание и начал читать молитву. С того момента он молился по пять раз на дню, и жена его и дети вынуждены были делать то же самое.
В тот же день перед завтраком Хума сама видела, как слуги по приказу отца вынесли в сад огромную кучу книг, где и сожгли их. Единственной уцелевшей книгой был Коран, который Хашим обернул шелковой тканью и возложил на столе посреди гостиной. При этом распорядился, чтобы каждый член семьи читал строфы Священного писания не менее двух часов в день. На телевизор был наложен запрет. И ко всему прочему, Хашим велел Хуме удаляться к себе, когда к Атте придет кто-нибудь из друзей.
С того дня в доме воцарились печаль и уныние, однако худшие беды ждали впереди.
На другой день к отцу явился должник, который, дрожа от страха, сказал, что не смог раздобыть последней части назначенного процента, и стал просить небольшой отсрочки, допустив при этом ошибку, напоминая Хашиму, в выражениях несколько дерзких, слова из Корана, порицающие заимодавство. Отец пришел в ярость и отхлестал беднягу кнутом, сорвав его со стены, где висели редкие экспонаты его обширной коллекции.
К тому же, как ни печально, в тот же день, немного позже, пришел и второй должник, который просил об отсрочке смиренно, но и он выскочил из кабинета избитый, а на правой руке у него кровоточила резаная глубокая рана, поскольку Хашим, посчитав его вором, крадущим чужое добро, вознамерился было отсечь нечистую руку одним из тридцати восьми ножей кукри[12], висевших на стенах кабинета.
Два этих дня Атта и Хума горько страдали, глядя на попрание неписаных правил семейного этикета, но к вечеру Хашим окончательно перешел все границы, подняв руку на жену, когда та, потрясенная его жестокостью по отношению к должнику, попыталась урезонить мужа. Атта бросился на защиту матери, но отец сбил его с ног одним ударом.
– Отныне, – заявил Хашим, – вы узнаете, что такое порядок!
С женою ростовщика случилась истерика, которая длилась всю ту ночь и весь третий день, после чего Хашим, утомившись от ее рыданий,
Племя, известное изготовлением кованого оружия.
