двадцать шесть дней ветер лишь однажды подул со стороны суши. Он нес хрустящую на зубах мелкую пыль.
Два раза в сутки Алексей взбирался на ближайшую дюну. По пути его охватывало нетерпение, как будто в животе сгибалась упругая автомобильная рессора. Прежде чем перевалить через вершину, он непроизвольно задерживал дыхание в надежде обнаружить на другой стороне цветущий оазис, или вереницу груженых верблюдов, или старый дребезжащий багги, пересекающий хамаду под россыпью незнакомых звезд, или… хоть что-нибудь! Но картина день за днем оставалась неизменной: безжизненная охряная равнина, исчезающая в дымке на пределе видимости и едва заметная полоска гор у самого горизонта.
Петля Мебиуса. Мир, замкнутый в самом себе.
Первые несколько часов почти не отпечатались в сознании Алексея. Он сидел на песке и смотрел, как начинается прилив. Пот лился с него ручьями, но Алексей отказывался снимать ветровку и шерстяной свитер. Эти вещи он надел у себя на даче, в Залесском, чтобы выйти во двор, где вовсю разгулялась серая подмосковная осень. Избавиться от лишних шмоток, означало признать реальность этой жары, а значит и этого места. Алексей должен сейчас валяться под капельницей, в палате реанимации или лежать на столе морга с клеенчатой табличкой на окоченевшей ноге. Но он следил за полетом птиц, снующих над морем в косом вечернем свете. И ему не нужен был никакой врач. Разве что психиатр…
Это случилось быстро, и Алексей даже не успел как следует испугаться. Он отчетливо слышал завывание форсируемого двигателя и лязг жесткой сцепки, когда седельный тягач с цистерной перепрыгивал разделительный бордюр. Правая нога начала бессознательно давить на тормоз. Колеса вазовской «девятки» заскользили по мокрому шоссе, но было уже слишком поздно.
«Боже правый! Это и есть конец?»
Удар. Скрежет металла возле самого уха. Хруст ломающегося триплекса. Алексей не был пристегнут, и его выбросило наружу через лобовое стекло. Никакой боли. Только искры в глазах, сильный рывок в сторону и чувство плавного скольжения. Он плюхнулся на дорогу как мешок с мокрым бельем. Что-то надломилось в спине и в районе таза. С противным чавкающим звуком треснула лучевая кость. Правое плечо и правое колено вылетели из суставов. Ребра сплющились об асфальт, рот наполнился кровью, но боли по-прежнему не было.
«Я умираю…» – трепыхнулась вялая мысль, и глубокий затихающий голос рассудка подтвердил, что это действительно так.
Вокруг раздавался визг заблокированных тормозов, совсем рядом заносило и разворачивало на шоссе машины. В нескольких сантиметрах от него змеились крошечные трещины в старом дорожном покрытии, блестели полоски разлитого топлива, отсвечивающие всеми цветами радуги. Как красиво! Душа и плоть разделились, но еще не оторвались друг от друга. Он видел собственную дрожащую руку, видел ноги подбегающих к нему людей. Они как будто плывут в сиропе. Сколько прошло времени с момента удара? Может быть, четверть часа или всего несколько секунд…
Почему он ничего не чувствует?
Над ним склонился абсолютно лысый мужчина. В последней вспышке сознания Алексей разглядел его лицо: тяжелое, мясистое, без бровей и ресниц, с прозрачными розоватыми глазами. В них тлело безумие, словно огонь лесного пожара, набирающий силу глубоко в недрах пересохшего торфяника.
– Эй! Я знаю его!
Лицо оказалось перед самым носом Алексея. Во рту золотая фикса. Подбородок разделен шрамом. На бычьей шее наколка в виде креста.
– Бляха-муха! Это он! Та самая гнида!
От мужчины несло грязными подмышками и табаком. Густые испарения бензина наслаивались на эти запахи, обволакивая все вокруг. Неподалеку кто-то отчаянно матерился, взывал о помощи, умолял вызвать скорую и пожарных. Все это существовало отдельно от них, по другую сторону жизни и смерти.
– Эй! Узнаешь меня? Это я, Оскар. Помнишь стройку и котлован? В тот раз тебе масть пошла, но сегодня отбегался, фуфлыжник!
Полузнакомые сленговые выражения звенели и кружились вокруг головы Алексея. Вроде речь идет о каком-то неоплаченном долге. Но что он должен белоглазому?
Я Оскар… узнаешь меня? Помнишь стройку и котлован?
Но он не знал… не помнил. Пока еще нет.
Все ближе раздается потрескивание пламени, и лысый альбинос исчезает, словно его никогда и не было. Но им еще предстояло столкнуться. На следующем витке спирали, с новым оборотом колеса. Разум Алексея оторвался от потока времени, оказался вне причинно-следственных связей, за пределами евклидовой геометрии и физики Ньютона. Он прозревал бесконечно-сложную паутину квантовой запутанности, мириады вариантов возможного будущего, и каждый из них был как лаз в пещеру дракона.
Провал. Всеобъемлющая пустота. Небытие. Забвение.
Вокруг уже нет никаких звуков. Маховик его жизни останавливается.
