бая благодарность:
Стрельцову Мартинес Павлу, Мартинес Светлане, Вячеславу Стрельцову за помощь в издании книги.
Пролог
– Отпускаю тебя, двенадцать сил, отпускаю я двенадцать слабостей, – тихо шептала низкорослая круглолицая старуха, прикрывая белым фартуком рот с толстыми синюшными губами.
– Опять ты за свое. Будто думаешь, что умеешь! – высокий седой мужчина с ясными голубыми глазами недовольно цокнул языком и отвернулся к окну. Было позднее осеннее утро, за окном моросил мелкий дождь. Посреди унылого двора, заросшего спутанной некошеной травой, стояла корявая слива, на которой один за другим медленно раскрывались набухшие бутоны.
Мужчина завороженно смотрел на чудо. Словно почуяв, что у него появился зритель, дерево буквально за пару мгновений преобразилось полностью, укутавшись в облако пышных розовых лепестков. Пропустив колкость мимо ушей, старуха продолжала, раскачиваясь в такт своим словам:
– Отпускаю от руки, отпускаю от ноши, от языка, от тела, от разума, возвращаю то, что брала: элемент власти, элемент зла, материй, обладания, страдания, влияния, вседержания…
– Радна! Ну, хватит, я сыт по горло! – мужчина вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Старуха вздрогнула, открыла глаза и посмотрела в окно. Слива качнулась, вскинула ветви вверх и осыпалась белой пылью, оставляя взгляду лишь неприкрытое уродство искалеченных временем ветвей на фоне покосившегося забора.
В коридоре раздался телефонный звонок.
– Слушаю! Да, да. Конечно. Спасибо, – положив трубку, мужчина с облегчением закрыл глаза. – Ну, слава Богу. Все хорошо.
Он повернулся было в сторону комнаты, где оставил старуху, но внезапный порыв ветра швырнул в окно прихожей что-то похожее на камень. Звон разбитого стекла не смог заглушить надрывный крик Радны:
– ЭКОГО, ЭЛИ, АЛА, ЭБУСИ!
– Аминь… – прошептал мужчина и громогласно возвестил: – Девочка! Два килограмма пятьсот граммов. Собирайся, ее выпишут уже вечером, больница переполнена.
Он поддел ногой влетевший в прихожую предмет – мертвую ворону с размозженной, словно ее сдавило между жерновами, головой. Сделав пару глубоких вдохов-выдохов и немного успокоившись, он открыл дверь комнаты. Обнаружив старуху в глубоком обмороке, налил в стакан воды из графина, стоящего на низком столике, и плеснул ей в лицо.
– Вставай! У нас полно дел.
Он перевел взгляд за окно. Измученно вздохнув, прошептал:
– Мне очень жаль.
В этот самый момент за сотни тысяч километров, на чердачном окне старого замка, появились с легким потрескиванием первые контуры витража. Вначале нечеткие, как мазки импрессиониста, черточки застывали – и наливались цветом, являя сюжет: младенец, пухлые ручки которого сжимают кинжал, увитый плетистыми розами.
Звук, доносящийся с чердака, был еле слышным, однако привлек внимание господина, сидящего в кресле с книгой в руках. Бросив взгляд вверх, тот позвонил в небольшой серебряный колокольчик – и в дверь вошла горничная в темном платье и светло-бежевом переднике.
– Голубушка, сходи на чердак, посмотри, что за шум.
Вернувшись через несколько минут, побледневшая горничная сказала дрожащим голосом:
– На окне появился рисунок.
– Так чего ты испугалась, глупая? – расхохотался господин и резво поднялся из кресла. – История началась! Пойду позвоню дальним родственникам. Пусть не придумывают имя, а берут из пророчества.
Глава первая
Иди из моих дверей, не благословясь, перекрестясь, не отвертясь, назад не смотри, ветра не жди, в жизнь легко приди, смертью смерть поправ, первый шаг свой узнав… – слышался едва различимый шепот.
Ветер толкнул окно, и створка, едва слышно скрипнув, открылась. Радна, не переставая отбивать комок фарша о стол, подставила лицо свежему порыву. Ее блестящие смоляные волосы с крупными седыми прядями были убраны в тяжелый низкий пучок, поверх цветного халата под тяжелыми грудями повязан фартук.
Во дворе напротив клумбы, полной золотых шаров, стояла детская коляска. «Кажется, спит», – Радна довольно улыбнулась. При каждом взгляде на этого хмурого, с не по-детски серьезными глазами младенца сердце ее всегда пропускало удар – а в этот краткий миг наполнилось невыразимой тревогой. Старуха повернулась к плите, чтобы снять накипь с бульона.
Я открыла глаза и какое-то время смотрела, как развевается на ветру белое полотно простыни, сохнущей на веревке. Затем чья-то рука резко сдернула простынь.
