доживёшь до моих лет – поймешь, – и, прихрамывая, направилась к себе домой. – Я ить понимаю, от старости ещё никого не вылечили, – оглянулась у порога. – Как представлю, что раскорячусь у сына с невесткой, в их двушке… а ещё внуки там же. Нет. Уж, как придётся… Что теперь?
Гулять с Тузиком теперь ходил Серёжка. Однако баба Шура держалась стоически. И даже сыну ничего про своё здоровье лишнего, как она считала, не писала.
В этот вечер Машка понесла бабе Шуре пирожки с яйцом и луком, свежие, тётя Люда только из печи вынула.
– Баба Шура? Это кто же вам такое лечение прописал? – охнула Машуня, увидев, как баба Шура приматывает к коленке капустный лист.
– Я на свою пенсию того лекарства, что мне прописали, только три пузырька купить могу. А мне колени натирать, а не в глаза закапывать!
Потом много месяцев Машуня приносила это лекарство бабе Шуре. Пока в самом деле не стало ясно, что от старости нет никакого лекарства. И тётя Люда, в тайне от бабы Шуры, написала письмо её сыну.
Глава 4.
Любовь нержавеющая
Осень в том году выпала долгая, тёплая. Дождик, будто специально, проливался только ночами. А днём стояла сухая солнечная погода. Рыжие листья, медленно кружась, засыпали тропинки, вилявшие между придомовыми кустами и клумбами так, как было удобно жильцам. Воздух кружил голову запахом сохнувших листьев, ароматом мокрой древесной коры с лёгкой горчинкой.
Седьмые классы в этом году учились с первой смены. Уроки заканчивались в начале второго часа. Середина рабочего дня. Тропики безлюдны. И Машке с Димкой казалось, будто они остались одни на всём белом свете. Они шли по осенним листьям и слушали их шорох под ногами, как нечто очень важное. И это было так здорово, что Машке хотелось плакать.
– Маш?! Ты чего? Маш? – Димка забежал вперёд и наклонился к её лицу. – Случилось что? – спросил вдруг охрипшим голосом.
– Дим… Дима… этого не будет больше никогда… никогда, никогда…, – она ничего не могла с собой поделать. Ну, что можно поделать, когда плачешь от счастья? – Ты запомни… Ты всё это, – она повела головой и коснулась его лица, – за… запомни, – прошептала еле слышно.
– Осень… осень будет, Маш, на будущий год… Куда она денется? – почти шептал он. Машка шагнула в сторону и прислонилась к стволу старого клёна. Она и сама не знала, откуда, но в эту минуту вдруг поняла, что никогда больше такой осени в их жизни не будет. А пока… она почувствовала на своей щеке его горячее дыхание, потом осторожное прикосновение к уголку своих губ… а потом увидела, какие синие у него глаза и рыжие конопатки на носу.
– Я… не забуду… Маша… нам домой пора, – подхватил её портфель, свою неизменную папку и зашагал вперёд.
Они шли рядом и молчали.
«Вот, – думал Димка, – ещё седьмой и восьмой класс, а потом я к Георгию Федоровичу на работу, а Машка… Машка пусть дальше учится. Но сначала поженимся! – Он искоса взглянул на неё: – Нос красный. Замёрзла?»
