концах перекладины были прилажены крючки, на них висели два больших, запечатанных мокрой глиной, сосуда. Сосуды до верха наполненные гроссовым молоком, мерно покачивались в такт его шагам. Он проходил этот путь уже сотни раз, это была не пыльная работёнка, за которую неплохо платили, вот только вставать приходилось ни свет, ни заря. Его хорошо устроили, и он прекрасно это осознавал. Обычно он насвистывал проходя этой дорогой, вдыхая свежий утренний воздух, но не в этот раз. В атмосфере всего города чувствовалось какое-то напряжение. Никто точно не мог бы сказать, что именно происходит вокруг, но некие «сдвиги», подводные течения, которые так или иначе коснутся каждого, чувствовали все. Роун размышлял об этом, сам того не осознавая. Вроде бы, в последнее время, всё было как всегда – торговые районы гудели, как улей, сотнями тысяч голосов, производственные, гремели и скрежетали поворотными механизмами, небольшие фермерские хозяйства оглашали округу мычанием и блеяньем, на все лады. Всё это перемежалось криками зазывал и треньканьем уличных музыкантов. Взрывы хохота из харчевень и курящиеся благовониями входы в дома удовольствий. Стайки крикливой ребятни и лай собак, стук копыт по мостовой… Всё это сплетаясь, превращалось в гул Портуса, такой знакомый, такой привычный, но что-то было не так. Чувствовался некий диссонанс в этом хоре, какая-то новая тревожащая нота, которую Роун никак не мог вычленить и осмыслить, но которая подсознательно очень его волновала. Проворачивая снова и снова эту мысль у себя в голове, он дошёл уже почти до самого подножия храмовой горы, своего пункта назначения.
Портус был раскинут на холмистой местности. Его чрезвычайно извилистые улочки местами были чуть ли не отвесными, эти крутые спуски и подъёмы славились на всю Випперу. Храмовая гора была одним из этих холмов, не самым большим, но храм, воздвигнутый неизвестно кем в достопамятные времена, взмывающий своими башнями в небеса, выделял это возвышение. Храмовый участок Портуса был огорожен каменной стеной в два человеческих роста. На всём протяжении стены длинною в мили, было только три прохода на территорию храма. Большие центральные ворота выходили на Дворцовый тракт. Они предназначались для празднеств и шествий, официальных визитов. Створки ворот из чернодрева украшала витиеватая резьба. По бокам от створок, на стене, ссутулившись, громоздились две большие скульптуры каких-то мифических созданий. Ворота поменьше имелись с противоположной стороны, они предназначались для снабжения храмового комплекса. Здесь располагался пункт постоянной стражи, отделения, служившего только храму. Третьим проходом была небольшая дверь, врезанная в стену с запада, выходящая на Сонный тракт, по которому сейчас шагал Роун. Эту дверь называли в народе «слепой», она так же была сделана из чернодрева, но без резьбы, без смотрового окна, без замков, ручек и без стыков промеж досок. Создавалось впечатление, что это монолит чернодрева, что конечно невозможно, а потому дверь считалась магической, созданной при помощи неведомой силы, способной «видеть» кто перед ней. Этой двери боялись, её обходили стороной, отводили взгляд. Роун ничего такого в этой двери не видел, и уж тем более не чувствовал. Поначалу, наслушавшись баек, он робел подходя к ней, но спустя два года всякая робость прошла, он привык и теперь посмеивался, слыша очередные россказни, произносимые шёпотом, об этой Двери. Когда до стены оставалось несколько ярдов, дверь бесшумно приоткрылась. Из тени арки выступила приземистая фигура в чёрном балахоне. Это была смотрительница храмового хозяйства, она ждала его уже несколько минут, а потому недовольно морщилась.
– Что вальяжнечаешь? Шевели ногами! Я тебя тут до вечера ждать должна?
– Доброе утро госпожа Акория. Простите, я припозднился. Госпожа Грутта всю ночь принимала телёнка, сложные роды, там все с ног сбились, поэтому немного запоздали с дойкой. Гроссы разнервничались из-за криков и Ваша дойная матка лягнула девушку доярку. Бедлам, одним словом, госпожа Грутта передавала Вам свои сердечные извинения.
– Ладно уж, давай быстрей проходи, болтать нет времени, – смилостивилась смотрительница.
Роун бочком протиснулся в приоткрытую дверь, госпожа Акория прошмыгнула за ним и захлопнула её, что-то щёлкнуло в потайном механизме. Роун понятия не имел, как она запирается, с внутренней стороны дверь была точно такой же, как и с наружней – ни ручек, ни замков, ни стыков. Ему было любопытно как она сделана, но он боялся проявить неприкрытый интерес и спросить. Сразу за дверью начинался сад. Высокие раскидистые деревья стояли сплошной стеной, полностью закрывая обзор. Тропа выложенная камнем, вилась под сенью крон, молчаливая, тёмная, загадочная. Входя с яркого утреннего солнца в это царство полумрака и прохлады, создавалось немного жуткое впечатление, что оказываешься в другом мире. Всякий раз проходя по саду Роун удивлялся, вновь обнаруживая в знакомом уже пейзаже растения, которых никогда не видел прежде. Подобных экземпляров было не встретить в окрестностях Портуса. Эти открытия наводили его на мысль, что помимо его родного края, есть множество других, невиданных им мест, странных и страшно привлекательных. В такие моменты он думал – может быть, когда-нибудь, он увидит ту самую землю, на которой было рождено то раскидистое древо с чудными листьями,
