втиснута в кухню, другим уходит в общий зал.
И ничего страшного. Печь как печь. В бабушкиной хате стояла почти такая же. Я тогда малая была, но совала любопытный нос во все щели и ходила за бабушкой по пятам, и то, как возилась она с ухватами, чугунками да сковородками, помню: что в детстве в голову легло, не забывается. Мы с ней часто вместе пекли блины: я наливала тесто, а бабушка отправляла сковороду в устье печи длинной чапелькой, а потом вытаскивала. Такие блины не нужно было переворачивать, они румянились сразу с двух сторон. А здесь к печи ещё и плита оформлена, вообще красота. К ней только приноровиться нужно.
Вот блинами, пышными и вкусными, мы сейчас и займёмся. Только проверим припасы: всё ли есть, что нам нужно?
На стеллажах в глиняных махотках обнаруживаю крупы и прочую бакалею. Немедленно чихаю от муки, сую нос в крынку со свежей простоквашей, нахожу котелок вчерашней каши и в лукошке с соломой – десятка три яиц. Есть и топлёное масло. Что ещё? Сковородок тут в избытке, сейчас подберу и по плите, и по руке.
– Отличная кухня, – говорю с воодушевлением. – Прекрасная кухня!
– Помочь чем? – вызывается хозяин.
– Справлюсь.
И правда, справлюсь. Главное, что печь уже вытоплена.
Отрадно встретить в чужом мире такой родной островок безопасности. От этой кухни, от этой печки на меня так и пыхает благополучием и покоем. Никогда ещё не бралась за готовку с таким удовольствием.
…А кухарку-то хозяин рассчитал, однако. Судя по всему, ещё и выгнал с позором. Ишь, к мальцу приставала. К сыну?
С кастрюлями они особо не дружат, значит, сами пока не завтракали. Мужчины, что с них взять… Ладно. Если ко мне с добром, и я тем же отвечу. Забалтываю теста побольше и сковороду подбираю соответствующую. Впрочем, мелкой посуды здесь не держат.
…Я укладываю готовые блины стопками, смазываю пёрышком, опуская его в растопленное масло, и чувствую, как потихоньку разжимаются клещи, что давили на горло со вчерашнего вечера. Жизнь налаживается.
Хлопает дверь со стороны улицы. Влетает и стопорится на пороге парнишка – долговязый, поджарый, в такой же, как у хозяина, льняной вышитой рубахе, в холщовых штанах, заправленных в сапожки. Нора, хоть и отяжелевшая от дегустаций и сметаны, гавкает и бежит знакомиться. Я, не выдержав, улыбаюсь.
– Привет. Ты кто?
– Я… Янек, – отзывается тот смущённо.
– Есть будешь? Садись, Янек.
Ещё бы он не будет! Да у него глаза, как у голодного лабрадора!
– А ты кто? – всё же осторожно спрашивает.
– Ванесса. Новенькая. – Как Гала меня представила, так и буду называться. – Сделай доброе дело, поищи мёду и чего там ещё можно к блинам подать.
– А к блинам что-то подают? – изумляется он.
– Варенье ещё можно. Рыбку всяческую, – просвещаю, выставляя на стол у окна тарелки, плошки для сметаны и розетки для сладкого. – Сёмгу, форель слабосолёные. Икру можно, но насчёт этого не
