дь, когда твой человек, родной не по крови – по духу, находится рядом, рука об руку. Карвахол всегда смотрел на Мэнди так, словно в мире нет иного счастья, чем заглядывать в ее синие глаза. Нет, она ни за что не позволит хранительнице вмешаться в их отношения и все испортить; поэтому она должна хранить все в тайне.
Неделю назад, а может месяц – Мэнди не могла бы определить точнее, время в этом мире шло иначе, чем в человеческом- хранительница сочла ее любовь опасной и заставила девушку обещать ей навсегда расстаться с Карвахолом, напоминая, что ее долг, как помощницы – заботиться о сохранности хаба и чтобы корзинка в доме хранительницы всегда была полна ими. А приняла отношения Мэнди и Карвахола хранительница за угрозу для ее работы и безопасности их мира от того, что в какой- то из хаба увидела о будущем парня. Сомнительном будущем, по ее словам; имеющим отношение к преступным деяниям. Что именно изображала хаба, хозяйка не помнила и проверить было нельзя- ожерелье парня куда- то затерялось.
Однако в том и заключалась по мнению Мэнди вся ужасная несправедливость хранительницы. Всего лишь из- за смутных опасений та способствовала разлуке возлюбленных. Вечной разлуке. А ведь рано или поздно Мэнди итак пришлось бы страдать от нее, ведь продолжительность ее жизни несравненно длиннее, чем обычной человеческой.
Сердце Мэнди болело. Даже стоя некоторое время назад под взором пронзительно- холодного взгляда хранительницы и вырывая из себя заверения, что больше не станет никогда и ни по какой причине видеться с любимым, слезы наперебой срывались с ее ресниц при одной мысли о об этом. Нет, она не была честна с хозяйкой и любым способом собиралась пойти ей наперекор. Просто та минута ознаменовала начало изменений в открытом общении ее и ее грозной спасительницы. Незаметно для последней растаяли их давние доверительные отношения.
Хотя, возможно, хранительница тоже чувствовала это. Может потому и не удовлетворилась одними лишь словами помощницы, а помимо них прибегла к решительным мерам. Она отрезала ей, Мэнди, путь в мир человеческий, заперев ее навсегда здесь, в обиталище беспрестанной ночи. Она применила свою особенную магию и проход меж мирами даже если и открывался, то не выпускал Мэнди наружу, в яркое солнце и под покровительство голубого неба.
Вот и сейчас девушка стояла перед тем самым проходом, дверью меж мирами ее и ее любимого. На этот раз зеркало отказалось даже показать ей мир людей. И глазком не позволяло в него заглянуть. Вредное. Только хозяйку и слушается.
Мэнди рассеяно провела пальцами по своему ожерелью на шее- сплошь черному, матовому, без картинок, как у других –без особой нужды поправила складки своего белоснежного платья и улыбнулась самой себе в расколотом на множество кусочков отражении, но без доли радости. Этой улыбкой она будто бессознательно хотела оказать поддержку себе самой. Ничего, это еще не конец- молча утешалась она и вскинула руку в невольном желании погладить порезы некогда ровной поверхности зеркала. Это хранительница оставила их на нем. Множество трещин, пересекающих друг друга, похожих на букет молний в ненастную погоду. Если попытаться различить в них закономерности, то можно было заметить, что в основном сломы складывались в форму треугольника разных размеров, но были и четырехугольники, и пяти – только попадались реже. Из- за них- то все и усложнялось для Мэнди. А ведь обычным способом зеркало было не разбить. Пожалуй, только магия хранительницы и могла ему повредить.
Толку было теребить эти бескровные раны. Мэнди их было не залечить, а хозяйка теперь ни за что не станет с этим возиться. По крайне мере, пока Карвахол не покинет мир людей естественным образом, забирая с собой и угрозу, которую он якобы представлял.
Но ничего. Мэнди сдаваться не спешила.
Более суток назад хранительница покинула свой дом и отправилась осматривать волшебный лес на признаки нездоровья. Деревья, зараженные болезнью, давали испорченные плоды, а те в свою очередь теряли возможность стать хаба. Причем не всегда получалось определить дурное самочувствие дерева сугубо по внешнему его виду. Часто зараза сидела глубоко внутри ствола и могла полностью его выточить и изъесть, но снаружи дерево бы ни веточкой, ни листочком об этом бы не поведало. Мэнди еще не умела определять наличие этих скрытых изъянов, и хранительница ходила по лесу сама, то и дело устраивая тщательные обходы. Она и из дому выходила почти только ради них, отчего девушке иногда казалось, будто порой хозяйка задумывала очередной обход исключительно ради достойной причины размять ноги. Уж слишком часто она их делала.
Но сейчас Мэнди то было в пользу. Обходы занимали по несколько суток, а то и недель – лес ни дитя уже, с каждым годом все рос и рос. Вместе с тем у нее появилось свободное от надзирательства время на воплощение своей идеи.
Все верно, Мэнди отныне не доступен мир людей. Но запрет касался лишь ее. В конце концов, кто запретит ее любимому навестить ее в этом? За тем она и украла у хозяйки интересный камушек. Та давным- давно о нем при ней обмолвилась, так девушка о нем и узнала, а нынче он ей пригодился. Она еле- еле нашла
