экспрессионистов от импрессионистов отличит? А Доминго от Паваротти?Анна слегка поморщилась.
– Тебе это надо?
– Ясно, – усмехнулся Ручьёв, – Не любишь конкуренции.
– И экспрессионистов не люблю, – проворчала Анна, – И при всем уважении к Доминго гением считаю все же Лучано… Согласись, это на грани мистики – никаким мастерством не объяснить его завораживающее пение… правда?
– Правда, – Ручьёв посмотрел на нее с тоской, – Ты думаешь, мне действительно нужна какая-то девка, пусть даже способная отличить автора "Ста лет одиночества"от автора "Капитала"?
– Ну, ты же не станешь вести с ней литературных или политических дискуссий… Верно, интеллектуалка тебе ни к чему. Ты просто у нее поинтересуйся,кто написал Полонез Огинского. Не знает – ищи другую кандидатуру. Знает – значит, сгодится.
На сей раз Ручьёв рассмеялся искренне.
– Отлично. Все параметры определены, более или менее. А если мне понравится… гм… замужняя дама?
– Дважды в одну реку не войдешь, – Анна тонко улыбнулась, – Я тебе напророчу незамужнюю. Неопытную, неискушенную… этакую tabula rasa.
– Стоп, стоп, – перебил Ручьёв, – Что угодно, но девственница мне ни к чему. При всей нелюбви к шлюхам я в этом случае предпочел бы шлюху.
– Ладно, – скучающе сказала Анна, – Поправка – у нее есть бойфренд, но поскольку конкуренцию с тобой выдержать крайне сложно… то он и не выдержит.
– Если не будет обладать "щенячьими"глазами и шепелявить… слегка.
Анна наконец окатила Ручьёва поистине ледяным взглядом.
– И ты еще спрашиваешь, ревнивец, отчего я не хочу остаться с тобой?
Ручьёв пожал плечами, снова завел мотор и поехал к поселку для ВИП-персон, где находился особняк г-на Зарецкого – супруга его стервозной пассии.
Стервозной… но любимой тем не менее (будь она трижды неладна).
* * *
Войдя в дом, Анна сразу направилась в свою комнату и, едва облачилась в привычную домашнюю одежду – вельветовые брюки и блузку, – дверь распахнулась, и на пороге возник невысокий подтянутый мужчина с очках, с тонким, породистым лицом. На вид ему нельзя было дать больше сорока пяти, хотя Зарецкий находился на пороге пятидесятилетия. Голос его звучал негромко, но с прохладцей.
– Где ты опять была? Почему не явилась к ужину? Снова задержалась у кузины? – усмешка, отдающая сарказмом, – Снова вспышка родственной любви?
Анна ощутила, что готова покраснеть, как девчонка. Что уж там? У супруга перед ней имелась масса преимуществ, а по части манипуляций Зарецкому вообще равных не было (иначе он и не достиг бы той вершины, которой достиг).
– Извини, – пробормотала она, – Этого больше не повторится.
– Конечно, – кивнул супруг, – Уже хотя бы потому, что – прости – я забираю это, – он подошел к туалетному столику
