похватились и заспешили на выход. Я хотел было свой плащ на вешалке у родителей оставить, но мама решительно его сняла и себе на руку повесила.
Из квартиры мы почти бегом к лифту направились. Пока его ждали, я глянул на часы:
– Мам, а куда это мы гоним? Ведь ещё не горит. У нас времени целая куча осталась. Чтобы до «Маяковки» добраться, всего двенадцать минут нужно, а сейчас ещё без двадцати, да там ещё минимум пять минут ждать придётся, пока Любаша вниз спустится. Часы у тебя, матушка, спешат, наверное. Давайте прогулочным шагом пойдём.
Этот свой монолог я закончил, как раз когда лифт не спеша с шестого этажа спустился. На улицу вышли и нога за ногу в сторону метро побрели, решили, что лучше так неспешно идти, чем в метро у эскалатора без толку стоять. Я у мамы плащ свой забрал и даже на себя его напялил. Вроде к вечеру попрохладней стало, авось не вспотею.
Мы уже несколько минут на «Маяковке» около эскалатора простояли, а Любы всё не было и не было.
– Вон она, – послышался мамин голос.
Люба спустилась, обнялась с родителями, тут же подошёл поезд в сторону «Автозаводской». Народа было битком. Рабочий день закончился, шёл пресловутый, растянутый во времени час пик. Мы втиснулись в вагон, по поездной трансляции прозвучало: «Следующая станция «Площадь Свердлова». Осторожно, двери закрываются», – и поезд помчался по тёмному туннелю. Сдавили со всех сторон. Душно, жарко, а на мне ещё этот чёртов плащ – и зачем я сегодня в него влез, сам не понимаю. Весь день он мне покоя не давал. Вспомнилось известное выражение: «Как сельди в бочке». Образно и действительности соответствует, только что рассола не хватает, зато едкий запах пота свою специфику вносит.
Со всех сторон зазвучало: «На следующей будете выходить?» – и началось броуновское движение. Одним нашим временным попутчикам вот-вот с облегчением выдохнуть удастся, они на следующей станции отсюда выбраться сумеют, а другим, в том числе и нам, ещё малость потерпеть придётся. Ну, нам-то с Любой не привыкать, мы так каждый день домой возвращаемся, а вот родителям каково? Мучиться, конечно, недолго, один прогон, и мы тоже покинем эту душегубку, но до того счастливого момента ещё немного подождать придётся. Ведь мы сейчас к самому большому пересадочному узлу приближаемся. Мало того что находится он под центром города, центральней не бывает, так там ещё и три популярнейшие ветки московской подземки пересекаются. Сейчас больше половины пассажиров из вагона вывалятся, а ещё больше попытаются туда залезть, поезд же к сплошным спальным районам стремится. Вот тут главное – успеть следом за выходящими к дверям пробиться да там вцепиться в поручни с такой силой, чтобы тебя входящий поток к противоположной стене не унёс. Нам на следующей самим выходить.
Ну вот и «Новокузнецкая». Сейчас мы на другую ветку пересядем и через несколько остановок сможем на волю выбраться. Такова специфика жизни в столице. Передвигаться здесь достаточно сложно. «Но всё равно я Москву ни на какой другой город, пусть там подобных проблем совсем не будет, не променяю. Здесь жизнь кипит, ключом бьёт. Я здесь как рыба в воде, и если меня всего этого лишить, я сразу же загнусь», – думал я, пытаясь сжаться и стать меньше, пока мы с каким-то толстяком местами менялись. Мне свободной рукой плащ пришлось придерживать, чтобы с него все пуговицы не улетели. На «Новокузнецкой» вместе с нами тоже вышло полно людей, и все первым делом выдыхали, а затем, толкаясь и обгоняя друг друга, устремлялись на выход или на пересадку, как будто опаздывали куда, хотя большинство домой ехали. Но это уж привычка такая, словно если не потолкаешься всласть, то чего-то лишишься или недополучишь.
До «Академической» добрались без проблем – народа, конечно, много, но всё же не так, как в центре. Вот теперь ещё минуток пятнадцать пешочком – и всё, мы к Петуховым прибудем. На родителей посмотрел – вроде ничего они, держатся. Наверху, на воле, тепло и ещё солнышко на небе висит, греет заметно так, что я плащ снова снял. Люба из своей вроде небольшой, но весьма ёмкой сумки красочный полиэтиленовый пакет выудила, плащик мой аккуратно сложила и в него запихнуть умудрилась. Хорошо так стало, легко даже. По Профсоюзной машины мчатся, народ куда-то торопится, а мы стоим, пытаемся разобраться, в какую сторону нам идти следует. Поняли наконец и потихоньку пошли.
Далеко продвинуться не удалось, лишь до первой скамейки дошли. Мама на неё свою сумку поставила и сказала:
– Вы как хотите, а мне передохнуть надо, – и на лавочку эту уселась.
Ну и мы все рядышком пристроились и ножки свои вытянули, пускай тоже отдыхают. Смотрю, папа даже глаза прикрыл. Задремал, что ли, или чувствует себя не очень? Мама тоже запереживала:
– Саш, ты как? – и только заметив его улыбку, успокоилась: – Напугал даже, – а затем сама глаза прикрыла и начала на солнце греться.
Ну и я успокоился, понял, что они в себя таким образом приходят.
– Ладно, пап, что время терять, давай продолжай.
У меня как будто зуд
