. Короткие мысли отшельника из Соломенной сторожки», основанная на этих постах-записках. По ней хорошо видно, как работает Никитин нарратив: картинка, текст, картинка, текст, – как будто разворачивается бесконечный свиток, украшенный миниатюрами. В его наследии большое количество таких свитков – многометровых рисунков, расстилающихся пространственным рассказом. И один из них, своего рода путевой дневник, – сейчас перед вами.
Возможность путешествовать для Никиты всегда была подарком судьбы, или, как он говорил, «незаслуженной благодатью». В жизни художника были и поездки по стране во времена СССР, и знакомство с европейскими государствами после эмиграции в 1987 году, и, наконец, насыщенный разнообразными туристическими маршрутами период работы журналистом в еженедельном издании «Иностранец», где Никита писал об искусстве, путешествиях, вине и еде.
Никита был невероятно открытым и свободным человеком. Еще в 1970–1980-е годы, находясь за железным занавесом, он мыслил себя гражданином мира. Куда бы он ни приезжал – на Канары или в маленькую греческую деревню, – было ощущение, что он не случайный гость здесь, а словно возвращается в знакомые места. Он мог, например, подростком изучить биографию Гофмана, а много лет спустя, приехав на родину писателя в Бамберг, провести тебя по городу как коренной житель: «Вот тут Гофман жил, здесь дверь, описанная в одной из его сказок, а там он любил пить пиво».
Не всякий путешественник может увидеть вещи, которые замечал Никита. Он разглядывал мир во всех его деталях, как будто внутренним зрением, иногда даже не успев оказаться на месте. Путешествие для него было не только поездкой по туристическим маршрутам и знакомством с историческими памятниками, но и возможностью соприкоснуться с живой реальностью во всем ее многообразии. Для него имели значение цвет травы у озера в Изборске, яркие глаза коз на альпийском лугу, вкус севанской форели, запахи, фактуры земли. Собранные вместе, подробности служили своего рода мнемоническим инструментом, позволявшим легко вызволить из памяти далекие воспоминания.
История сборника путевых очерков «Аахен – Яхрома» началась в 2009 году с организованной в Центральном доме художника выставки «Европейская мастерская», для которой Никита придумал проект. Он составил список всех мест, где когда-либо побывал, написал их названия на маленьких зеркалах губной помадой и решил вымостить из них дорожку через весь огромный зал, расположив топонимы по алфавиту. Всего набралось почти 600 географических точек. Помню, как помогала ему в реализации задуманного: на строительном рынке заказала ошалевшему стекольщику около 700 (с запасом) кусочков зеркала 10 × 15 см, потом купила огромное количество губной помады, дотащила все это до выставочного зала и там раскладывала на полу зеркальную тропинку.
Затем Никита, как человек профессиональный, решил переработать и развить идею – так возник иллюстрированный травелог «Аахен – Яхрома». О каждом из мест он написал короткое эссе, сопроводив его графической зарисовкой. И добавил еще 16 точек на земном шаре, «где я никогда не был и вряд ли буду», которые не вошли в настоящую книгу. Никита тогда уже сильно болел, но эта работа его спасала: он каждый день садился за стол рисовать, продолжал трудиться за компьютером, набирая тексты. К лету 2010 года серия рисунков и текстов была завершена. На персональной выставке «Впечатления» в галерее GMG Никита выставил ее в виде «книги-чемодана»: заказал мастеру Илье Шевелёву короб, обтянутый кожей, и сложил в него 600 с лишним рисунков, в том числе буквицы. Тексты были записаны на маленькую серебряную флешку, подвешенную к ручке «чемодана».
В начале лета 2011 года единственный экземпляр «книги-чемодана» был продан на ярмарке неизвестно кому. Где она сейчас – неизвестно, ее следы теряются где-то в Европе. Но летом 2010 года, когда из-за смога было невозможно находиться на улице, я сидела в торфяном чаду, в раскаленном от жары помещении «Винзавода», – сканировала эти графические листы с иллюстрациями, редактировала тексты. Так удалось сохранить весь материал.
Текст никогда не издавался, и, зная Никиту как великолепного рассказчика и рисовальщика, я посчитала важным наконец его опубликовать.
`САША ОБУХОВА
А
1. Аахен
1987–1993
В первый раз на платформе HBF Aachen я оказался 14 марта 1987 года – ехал с востока на запад. Уезжал из России и не был уверен, что вернусь. По перрону Белорусского вокзала мел снег, в Восточной Польше он лежал унылыми проплешинами на сырой серой земле, после Познани поля уже зеленели, а за Ганновером на газонах придорожных садиков начали мелькать гиацинты.
Не знаю, на самом ли деле я тогда из-за угла какого-то пакгауза заметил очертания Палатинской капеллы Карла Великого. Наверно, почудилось. Наверно, очень хотелось увидеть то, что много раз разглядывал на сероватых иллюстрациях в советских книгах по истории искусства.
Палатинскую капеллу я так и не видел, хотя мимо
