сообразительные из учащихся выторговывали «доски» разного качества иконописи и старопечатные, а то и написанные «братским» полууставом книги.
К сожалению, я к сообразительным не принадлежал.
В домах с резедой шла очень серьезная жизнь. В одном из них проживал с женой поп единственной служившей тогда в Боровске церкви. Матушка, заведя любовника, сбросила мужа в подпол и задалась целью заморить его голодом. Священника спасло то, что прихожане через неделю начали недоумевать: куда делся батюшка, почему в церкви службы нет?
Николай Семенович Лесков, услышав такое, пожал бы плечами и спросил: «Ну и что такое? Дело русское, православное. Страсть, господа, и глупость – как у Шекспира, но по-нашему».
Тянулись луга и песчаные отмели Протвы. За ними – беленький Пафнутьев-Боровский монастырь.
Святой Иосиф Волоцкий стоял за то, чтобы церковь была сильной в государстве, владела обильным имуществом и имела решающее слово в общественных делах.
Святой Пафнутий Боровский, близкий к афонскому исихазму, думал, что церковь не должна заботиться о политике: ее долг быть рядом с каждой из своих бессловесных овечек.
В результате и Иосифо-Волоцкий, и Пафнутьев-Боровский монастыри оказались одними из святейших и, соответственно, богатейших монастырей России. Но занимательно, что меня, тогда еще не крещенного и не выбывшего по своему желанию из церкви, географически мотало между стяжательством и нестяжательством.
64. Бородино
1966
Отец повез меня в Бородино. Скорее всего, из соображений приобщения к патриотизму. Мы долго ехали на электричке, а потом бесконечно ходили по флешам и разглядывали памятники. Стал ли я после патриотом? В принятом ныне в России смысле – скорее нет. Мне жалко Наполеона, он, как бы то ни было, не Гитлер.
Для меня самое интересное насчет Бородинской битвы – это то, что в ней по факту не победил никто. Там земля просто пропиталась трупными соками тысяч людей.
Этот ужас я понимал уже в подростковом возрасте.
Мое главное впечатление от Бородина было такое: как так, здесь ведь очень красиво?
65. Бохум
1992
Я пробыл день в Бохуме по пути в Гандеркезее, под Бремен, на выставку в связи с проектом KunstEuropa. Сабина Хэнсген, работавшая тогда в Бохумском университете, предложила прочитать какую-то лекцию студентам-русоведам, за нее платили не то 200, не то 300 марок, деньги тогда ощутимые. А я был беден как церковная мышь.
Первое, что увидел, сойдя с поезда, – коническую скульптуру Ричарда Серра из ржавого железа, снаружи обклеенную афишками рок-концертов и левацкими листовками. Зашел внутрь – там валялись экскременты и пустые шприцы.
Тогда мне Серра ужасно не понравился.
Лекцию (про что – не помню) я кое-как прочитал, лектор из меня шваховый.
