больницу в руины, а больных закалывали штыками, расстреливали в палатах, умерщвляли смертельными дозами морфия, скопаламина, веронала, амиалнатрия. Погибших – а их насчитали порядка 700 человек – сваливали в ямы, будто в скотомогильник, неподалеку от больничных захоронений. Закапывали в спешке, даже не обыскивая. Конечно, прошел слух, что в захоронении полно драгоценностей. Объявились «черные» археологи, принявшиеся за беспорядочные раскопки, так что к девяностым годам фашистское захоронение и больничное кладбище смешались меж собой.
– Ужасно! Ужасно! – без устали причитала Гусева, чувствуя себя безмерно виноватой. Кажется, этого дня она ждала едва ли не больше, чем сами эстонцы. И вот всё в одночасье рухнуло.
Алекс, безмерно удрученный, подвел старушку к стулу, бережно усадил. Успокаивающе погладил по плечу:
– Вы не виноваты, мать.
Гусева кивала, благодарная за поддержку, но безутешная.
Валк, привлекая внимание, торжественно набрал по обыкновению воздуха:
– Много могил, да! Но можно нанять людей! У нас на это выделен бюджет. Да!
– Ребят, вы с головой дружите? – раздраженно отреагировал Понизов. – Несанкционированные раскопки…
– Понимаем, что нельзя без официального разрешения. Но нам очень, очень надо, – включился Вальк.
Оба – и Валк, и Вальк, – подавшись вперед, принялись внимательно изучать председателя поссовета.
Понизов растерялся:
– Вот от этой мысли отдохните. Это не мой уровень. За разрешением на раскопки вам надо в район, область. Только…
Он поцокал, давая понять бессмысленность попытки. Но Валк и Вальк, не сговариваясь, поднялись бок о бок.
– Мы поедем, – объявил Хенни Валк.
– Мы будем добиваться, – согласился Густав Вальк.
– И как долго? – Понизов не сдержал сарказма.
– Сколько надо долго, – ответил Валк. – Нас направили. Нам доверили.
– Мы обязаны, – поддержал Вальк.
Оба отставника коротко, по-офицерски кивнули и вышли энергичным шагом.
Алекса, по молчаливому соглашению, оставили в поссовете, – видимо, в качестве офицера при штабе. То, что поселковый совет рассматривался как штаб экспедиции, с Понизовым даже не обсуждалось. Подразумевалось само собой.
– И таких бойцов отправляют в отставку. Богатая же у вас республика, – сыронизировал с невольным уважением Понизов.
Заметил беспросветную тоску в глазах Гусевой:
– Вы-то отчего так переживаете, Ксения Сергеевна? Не нашли. Бывает.
– Константин Александрович! Наш бывший главврач, – объяснилась она невнятно. – Понимаете, Николай, на вашего отца много несправедливого сейчас наговаривают. При жизни клевали за то, что с больными по-человечески обращался. После смерти решили память изуродовать, – придумали, будто чуть ли не пытал. А при нем на самом деле пациенты-старики годами
