обычного существования, и даже саму себя ощущает, как что-то размыто-болезненное и страдающее. Постоянная слабость изматывала ее. Хотелось плакать. Риту раздражало все – врачи, медсестры, соседи за стеклами боксов. Все было плохо, противно, тошнотворно, кроме, разве что, леса за окном.
Дима звонил ей каждый день, и она хватала телефон с какой-то тайной надеждой облегчения. Но облегчения не было. Муж при разговоре казался ей каким-то бестолковым. Рита вспомнила, что такое уже было между ними, когда она была беременна. Ей тогда тоже было постоянно плохо, мучил токсикоз, а Дима со своей неуклюжей заботой казался каким-то недотепой, не понимающим вообще ничего. Рита помнила, что была тогда постоянно раздражена, глаза были на мокром месте. С большим животом, неуклюжая, как каракатица, она не видела в глазах Димы прежнего восхищения и чувствовала себя некрасивой и облезлой. Единственное, что согревало ее тогда, были ее малыши, которых она вынашивала. Когда они родились, в их отношениях с Димой сразу все встало на свои места. Счастье так и захлестывало их, и они с удовольствием занимались своими мальчиками. А Дима снова с восхищением смотрел на нее. Конечно, она же похудела, снова стала такой, как прежде…
«Как будто я всю жизнь бегу за этим восхищением – думала сейчас Рита, глядя в окно на лес за гаражами. – Как будто оно мне жизненно необходимо. То от отца вечно ждала одобрения и восхищения, то от мужа…»
В туалете над раковиной висело большое зеркало и Рита, каждый раз, когда мыла руки, разглядывала себя в нем. Ну и видок! Хорошо, что Дима не видит ее такую! Это же просто неприлично! Но в то же время ее раздражало, что она вынуждена перед мужем постоянно строить из себя кого-то. Всегда ухоженная, при макияже… В детстве перед отцом выпендривалась, сейчас перед мужем и вообще перед всеми. Но разве она сама не хотела всегда быть стройной, подтянутой? Хотела, и все же… С возрастом она отчетливо поняла, что между ней и отцом никогда не было доверительных отношений. Он восхищался ею как красивой куклой и никогда не знал, что у нее на уме. А она его восхищение принимала за любовь. Такая вот путаница. С Димой, как ей казалось, все было совсем по-другому. С ним и поговорить можно было, хотя… если ей совсем было плохо (как, например, во время беременности или как сейчас), то тогда между ними словно стена образовывалась, и она никак не могла пробиться за эту стену… И вот сейчас, когда она больная лежала в больнице, а Дима заботливо звонил ей, она раздражалась на его заботу Ей казалось, что эта забота только дань обязательствам. Хотя, наверняка, он беспокоится за нее… Беспокоится, но в то же время тяготится, потому что она ужасно капризна и раздражительна, а вокруг полно красивых и довольных жизнью женщин. Рита чувствовала, что она сама себе противна в своем недовольстве, и пыталась быть ласковой с мужем, но ее быстро начинало раздражать то, что она не позволяет себе поныть и поплакать перед ним, не может рассказать ему о том, как ей в действительности плохо. Она чувствовала, что Дима ждет от нее обнадеживающих слов, ждет от нее выздоровления,
