согласно кивнул, закидывая в рот огромный кусок хлеба с ветчиной и беря с тарелки новый.
– А может на утёс сходим? – придумал Игорь, наконец поймав Юльку в объятия.
– И чего мы там не видели? – недовольно скривила губки Киричанская.
– Не знаю, красиво. На пустошь посмотрим.
Утёсом мы называли именно ту каменную гряду, которая полукругом окружала нашу долину, одновременно защищая её. Именно этот участок и подвергся в первую очередь терроформированию. Десятки километров в каменном мешке, а вокруг фиолетовая степь и холмы.
– Р-р-романтично, – програссировала Юля. – Ладно, поехали. Всё равно лучше ничего не придумаем.
Так уж вышло, что по дороге к нам присоединилась ещё и Света Салтеева, которая тоже не знала, чем себя занять. Все вместе мы сели на одноколейку и отправились на Старые каменоломни, заброшенные уже как пару лет.
Наверное, вы удивляетесь почему разновозрастные в общем-то ребята так тесно общаются друг с другом? Так вот, я скажу вам – ничего удивительного! В крепости было не так много молодёжи. Здесь всего проживало менее четырёх тысяч человек, большая часть из которых были людьми за сорок или около того. Нет, ну а чего вы хотели? В военный объект сопляков всяких селить? Все мы были детьми специалистов здесь служащих. Почти все.
Лифты всё ещё работали, и мы поднялись на утёс очень быстро.
– Давайте только гвардейцам на глаза не попадаться, – заканючил Игорь, когда жаркий ветер дунул нам в лицо, – а то мне в прошлый раз от Борзова влетело.
– Сам же предложил, – удивился я, развернувшись лицом в сторону враждебной нам пустоши и разведя руки в стороны.
Это было зрелище одновременно ужасающее и красивое. Ну как ещё можно назвать вполне земной пейзаж с привычной глазу коричнево-черной почвой покрытой бойкой зелёной травкой и чахлыми, но всё же нашими деревцами, плавно переходящий во что-то дикое, состоящее из всех оттенков тёмно-синего, сиреневого и фиолетового, под таким же инфернальным клубящимся небом, в глубине которого всегда посверкивали вспышки молний?
Именно здесь, на утёсе, особенно чувствовалась наша чуждость, инородность. Мы были чужаками для этой планеты. Она не любила нас и, возможно, вполне заслуженно. Но вот ведь в чём проблема – мы не могли её покинуть.
– Ребята, а кто это там? – тряхнув русыми волосами, Светка показала пальцем в сторону небольшого пригорка.
В ста шагах от нас на траве действительно кто-то лежал. Двое. Подходя к самодельному очагу, угольки которого уже остыли, я понял, что это гвардейцы. Но почему такие странные позы? Спят на посту?
– Чёрт! – Минин обогнал меня и, ругнувшись, сплюнул на землю. – Звоните Седову. Их убили.
Не было ни охов, ни ахов. Мы просто замерли над трупами. За эти годы мы огрубели и принимали смерть такой какая она есть. Готов был поклясться, что никем не овладел страх – балом правило бессилие, ведь с каждым убитым человеком наш мир стремительно сокращался
