по продвижению земных игр, на душе потеплело, улетучились черные мысли: «Не жди меня, мама, хорошего сына, твой сын не такой, как был вчера…»
Прошла, села за стол и поняла, что разговаривать разучилась: слова вертелись в голове, складывались в предложения, а дальше – никак. Длительное молчание склеило губы.
– Вот! – наконец выдавила из себя, выкладывая серебряную монету на стол.
Глаза у бабули округлились, став по размеру точь-в-точь как презентованная монета, но вопросы не посыпались. Улица быстро отучает от излишнего любопытства.
– Насколько хватит? – хрипло поинтересовалась, отмечая, сколь чуждо звучит мой голос в этих стенах. Вот в уже бывшем особняке орать было легко. Тем более что ругались мы с веревкой по-русски, а тут приходилось преодолевать языковой барьер, когда слова в голове есть, а сказать что-то не получается.
Глаза бабули на этот раз превзошли себя – почти выкатились наружу; мы точно не учили подобных слов. Она буркнула что-то неразборчиво, нахмурилась, почесала кончик своего внушительного носа и зыркнула проницательно так, словно понимала, что к чему. Взяла со стола монету, покрутила в мозолистых пальцах. В глазах промелькнули узнавание и… страх.
Я напряглась.
Молчала она, нервируя меня тяжелым взглядом, долго. Еще и постукивать пальцем по столу начала.
– Плохая монета, – припечатала после паузы, разом понижая ценность моей кражи, – дурное может за собой потянуть. Но я знаю того, кто примет, не задавая вопросы. Месяц на нее проживем.
Я вслушивалась, и меня завораживало буквально все: глухой, раскатистый тембр ее голоса, интонации, а главное то, что я понимала: работает веревкино обучение! Боже, наконец-то смогу что-то узнать и спросить! Даже на суде смогу толкнуть последнюю речь, если здесь ее толкают, конечно. А то, что принесенные мною деньги были какими-то проблемными, ни разу не расстроило. Нетрудно было предположить, что ворованное всегда такое, не без червоточины.
Выложила еще девять серебряных монет. Бабуля кивнула, одобряя мою запасливость.
– Год проживем, – озадачила она меня.
Значит, в году у них десять месяцев, сделала я нехитрые подсчеты. Впрочем, оправданно. В моем городе, например, зима по ощущениям всегда четыре месяца длится.
– Документы нужны, разрешение, чтобы тут жить, – озвучила следующий этап своего плана. Нелегалом быть уже надоело. Хочется уверенности в завтрашнем дне, работы, семьи. Хм, что-то я размечталась. Документы если мне и достанут, то вряд ли настоящие, а с поддельными – это не уверенность, а седая голова и мокрая спина при любой проверке. Опять же, магия напрягает… Что тут у них с проверкой подлинности?
– Дорого, – отмахнулась бабуля от моей расточительности.
Ей-то что? Она всю жизнь на улице без документов. А я… Еще и налоги платить готова.
Достала золотой. Тыгдлар уже устала удивляться, покачала головой и спросила с затаенной грустью:
– Уйдешь
