должны были уйти оба. Сюда, на берег далекой алтайской реки. И он не думал бы о своем ребенке как о пачке масла и не велел бы жене вырезать его и выбросить в урну. Он плакал бы от счастья, поднимая его над своей головой.
Жаль, что я не прихватил с собой водки. Глядя на почти утонувшее в водоеме солнце, я помянул бы всех детей, погибших в этой войне.
Глава 6
Спрятанная в лесу выручка за «Кайен» мною была сознательно позабыта, мне доставляло недюжинное удовольствие жить на свой счет. Единственная крупная трата, которую я себе позволил, произошла через два часа после знакомства с Костомаровым. Вернувшись домой, я раздвинул в своем логове шторы и, к удивлению своему, обнаружил, что прямо из окон моей пристройки видны золотистые купола…
Я не помню, когда в последний раз был в храме. Я никогда не видел в этом нужды. Но сейчас, опьяненный российской глубинкой, я шел мимо крепко стоящей на улице Осенней церквушки и решил зайти. Не знаю, что на меня нашло, но я подошел к старушке и тихо заговорил о том, кому нужно молиться страннику. «Вообще Троеручице… Но нужно перестилать пол, – пожаловалась она, подсказав заодно и о Николае Чудотворце. – Стены красить надо, – сказала. – Крыша худая, а денег нет».
Я ушел и через час вернулся. Ровно час мне потребовалось для того, чтобы раскопать схрон и вынуть три из одиннадцати пачек. Все они были новенькие, и купюры такие острые, что ими можно было бриться. Выдавая мне в банке один миллион и сто тысяч, кассирша с удовольствием бросала их мне в лоток. Я благодарно принимал и наблюдал за тем, как увеличиваются в правильной последовательности порядковые номера купюр. Ни одной старой, все только что с печатного двора… Вот и сейчас, вынув три, что лежали сверху, я удивился тому, с каким безразличием взял их в руки. Для меня это были уже не деньги, а эхо вчерашнего дня, стихания которого я никак не мог дождаться.
«Прямо беда с этим ремонтом», – увидев меня снова, пожаловалась служка. И тут я вынул из кармана сверток и отдал старушке. И ушел. Она говорила, что пятьдесят тысяч взять неоткуда. И сразу после этого церковь в забытом богом городке получила триста. Старушка не знала меня, я не знал батюшку, возможно, это и явилось причиной того, что меня никто не благодарил.
А вечером того же дня я совершил прямо противоположный, алогичный поступок. Прогуливаясь по городку, я вдруг понял, что думаю о компании. Поразивший меня вирус жил и продолжал точить мою только что спасенную душу. Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг наехал на шлифующую подошвами асфальт старуху, которая, по моим подсчетам, видела царя, да не одного, я тихо поздоровался и спросил, не знает ли она какой бабушки, которая заговаривает хворобу. И тотчас мне был показан дом с потемневшей от старости, но еще крепкой крышей, выглядывающей из-за труб домов соседней улицы.
Бабушка Евдокия оказалась энергичной восьмидесятилетней женщиной. Я рассказал ей о компании, о своем капитале, о мыслях, тревожащих меня, о внезапно посетившем меня озарении
